На перевале в лицо ударил солнечный свет. Неприметная тропа уходила в узкую долину. Следы вели вниз. Сдерживая лошадь, Арсений некоторое время оставался в седле, но, когда спуск стал еще круче, спешился и повел оступающееся животное за повод. На небольшой, окруженной со всех сторон могучими пихтами поляне он обнаружил капли крови. Что-то здесь произошло! Внимательно осмотрев открытое пространство, Арсений нашел обрывок мешковины, такой же, как и та, в которую были одеты пленники. От ярости кровь зашумела в голове. Не щадя лошадь, он помчался по следу, готовый разорвать в клочья того, кто посмел обидеть Ингу.

Тропа все дальше уходила на запад. То, петляя, взбиралась на пологие холмы, то сбегала в долины. На одном из спусков лошадь под Арсением споткнулась и, ломая кустарник, покатилась вниз. Он едва успел выдернуть ноги из стремян. Удар пришелся на руки. Перекатившись, чтобы погасить энергию падения, Арсений заученно вскочил и бросился к животному. Увы, правая передняя нога лошади оказалась сломана. Кляня себя за неосмотрительность, Арсений добил раненое животное, набросил на плечи рюкзак и бегом бросился дальше. Таркан должен быть где-то рядом. Он не мог далеко уйти!

Укрытая под разлапистым могучим кедром, замшелая охотничья избушка открылась сразу за ручьем, через который перебрался Арсений. И тут же прогремел выстрел. Сухой, лающий, так хорошо знакомый голос «калашникова». Противник стрелял одиночными. То ли берег боеприпасы, то ли был умелым стрелком. Нырнув за большущий камень, Арсений, сдерживая эмоции, стянул с себя рюкзак, аккуратно пристроил его, так чтобы он не скатился в ледяную воду, дослал патрон в карабин и, стараясь не производить ни малейшего шума, пополз в обход камня.

Высокая трава мешала рассмотреть позицию врага. Продвинувшись вперед на полметра, Арсений стволом карабина медленно раздвинул заросли, и тут же пуля со звоном ударила над головой, осыпав Арсения каменной крошкой. Он даже не успел заметить, откуда был произведен выстрел. Но сомнений в том, что ему противостоит отличный стрелок, не осталось. Нужно было срочно искать выход. До избушки не более семидесяти – восьмидесяти метров. Рассмотреть шевеление травы не так уж просто. Тем не менее Таркан, если это, конечно, был он, просчитал ходы Арсения и словно предугадывал его дальнейшие действия. Противопоставить противнику можно было только неожиданность. Однако как это сделать на открытой, простреливаемой поляне, пока было не ясно. О том, чтобы приблизиться к избушке, скрываясь в высокой траве, не могло быть и речи. Расположенная выше, на пригорке, хижина позволяла элементарно отслеживать действия Арсения. Он оказался в западне! Ни слева, ни справа камень не обогнуть. Можно только сидеть под его прикрытием, дожидаясь неизвестно чего. Решение нашлось случайно. Прислонившись к шершавому граниту спиной, Арсений смотрел на воду. Довольно солидный выворотень, цепляясь корнями за дно, переваливаясь на быстрине, плыл вниз по ручью. Значит, глубина позволяла! А раз так, то почему бы не попробовать? Конечно, карабин мочить в воде не хочется, но в запасе есть отличный нож!

Сбросив с себя одежду, Арсений подобрался к самой воде. Камень, словно стена, прикрывал его от избушки. Обжигающе холодный ручей принял его без всплеска. Теперь главной задачей было не выскочить из ледяной воды. Сердце судорожно затрепетало. Руки и ноги мгновенно закоченели. Собрав волю в кулак, Арсений, перебирая руками по дну, начал мучительно долгое путешествие. Стараясь не шуметь и не привлекать внимания, прикрываясь береговой растительностью, он осторожно двигался вверх. Через минуту Арсению уже казалось, что больше выдержать невозможно. Сильная дрожь не давала дышать. Ноги почти совершенно потеряли чувствительность. Пальцы рук с трудом цеплялись за каменистое дно. Но он медленно, метр за метром, упорно продвигался в ледяной воде туда, где ручей, изгибаясь, уходил за склонившиеся над водой кусты.

Далекий выстрел заставил Таркана насторожиться. Он придержал лошадь и стал напряженно прислушиваться, однако ни малейшего намека на эмоции не отражалось на плоском непроницаемом лице. Инга не решилась ни о чем спрашивать. На прошлом коротком привале она попыталась попросить разрешения сходить в кусты. Реакция Таркана оказалась непредсказуемой: сорвав девушку с седла, он несколько раз сильно ударил ее по лицу и только после этого, затянув потуже петлю на шее, пинком ноги толкнул к ближайшему дереву. Непрочная истлевшая мешковина на плече разорвалась. Солидный клок ткани остался в руке Таркана. Он, брезгливо поморщившись, вытер ею лошадиную морду, заботливо прошелся по ритмично вздымающимся бокам и отшвырнул тряпку. Инга связанными руками придерживала веревку на шее. Остановившись неподалеку от Таркана, она дрожала от обуявшего ее страха. Оставшись с этим человеком наедине, Инга с тревогой ожидала развязки. Здесь, посреди тайги, она полностью была в его власти. Он мог делать с ней все, что угодно. Что творится в голове у этого дикаря, Инга не представляла. То, как он без предупреждения, сильно и в то же время совершенно равнодушно избил ее, показало Инге, что ее жизнь в его глазах совершенно ничего не стоит. Это чудовище, Таркан, тащит ее за собой с какой-то целью и в случае необходимости поступит с ней как только ему заблагорассудится.

Разорванная мешковина съехала с плеча, обнажив грудь. Таркан равнодушно окинул девушку взглядом и, почти не разжимая тонких губ, велел:

– В седло!

Девушка послушно шагнула к лошади. Страх сковывал движения. Она с ужасом представляла, что ожидает ее в конце пути. Наверное, только смерть может стать избавлением от рабства. Ни единого шанса на спасение! Ни малейшей возможности для побега. Если в лагере она хотя бы была не одна, то теперь ей никто не только не поможет, но даже не поддержит добрым словом. Таркан безразлично, словно мешок, забросил ее в седло, закрепил веревки и несильно хлопнул лошадь по крупу. Фыркнув, она шагом направилась по тропе. Секундой спустя Таркан нагнал Ингу и, подхватив повод, повел лошадь с дрожащей всадницей за собой. Путь по ночной тайге не просто страшен – он смертельно опасен. Крутые спуски, скользкие камни, отвесные обрывы, низко нависающие ветви деревьев. Начинало светать, когда, преодолев уже неизвестно какой по счету ручей, они выбрались на обширную поляну. В конце ее прямо под деревьями примостилась невысокая, будто вросшая в неласковую каменистую землю замшелая хижина. Таркан уверенно направился к ней. Спешившись возле сколоченной из толстых лиственных плах двери, он вынул из отверстия в столбе солидный кол, запирающий вход от зверей, и заглянул внутрь. Что он смог рассмотреть в кромешной темноте, Инга не поняла. Но когда Таркан обернулся к ней, девушка впервые увидела на его лице подобие улыбки. Шагнув навстречу, он привязал повод лошади, на которой восседала Инга, к вбитому в стену колу и, развязав веревку, грубо сдернул девушку на землю. Втолкнув ее в хижину, незамедлительно привязал ее к грубо сколоченному топчану и вышел прочь. Теперь она смогла оглядеться. Помещение тонуло в полумраке. Неяркий утренний свет проникал только через небольшое оконце высоко под потолком. Едва ли не половину пространства занимала печь с просторной лежанкой. На стене рядом с дверью что-то висело. Сидеть на земляном полу было холодно, но Инга не решилась взобраться на топчан. Еще неизвестно, что может произойти в этом случае. Таркан вполне может воспользоваться ситуацией и попросту изнасиловать ее, приняв подобное самоуправство за приглашение к сексу. До сей поры он только бил ее, но понять, что этот человек задумал, было невозможно. Плоское невыразительное лицо почти всегда казалось отчужденным и равнодушным. Даже когда Таркан бил ее, его лицо не выражало ни гнева, ни каких бы то ни было других эмоций. От этого становилось еще страшнее. Вот так же, без всяких чувств, он может перерезать ей горло или оставить на растерзание диким зверям. Сжавшись от страха в комок, Инга принялась молиться. Слова молитвы, когда-то услышанные от отца, вспыхнули в сознании. Она обращалась к Божьей Матери почему-то по-польски, почти не понимая слов чужого для нее языка.