– ...На завтра. Утром, в 8.00. Всего хорошего. Рад был познакомиться.

– А я не очень. Конец связи.

Новак обвел глазами Кроужека, Базилевича, Миклошко и группу альпинистов.

– Они психи! Я смог бы, наверное, их понять, если в они были японцами. Но они русские, черт побери!

Шеель рассмеялся, ощупывая колючими глазами посеревшее лицо Скокова.

– Значит, герр Скоков, это ваш человек?

Единственное, что смог сделать Скоков, это выдавить из себя непонимающую улыбку.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Вы все знаете и все понимаете. – Шеель подозвал к себе Фитца. – А ну, Йохан, вспомни, сколько людей вы насчитали в базовом лагере русских у ледопада?

Фитц ответил, не задумываясь:

– Десять человек. Мы запомнили каждого в лицо.

Шеель покачал головой.

– Это наш просчет. Мы не подсчитали убитых. Я надеялся, что один из них болен и находится в палатке. А факиры очень быстро расчистили площадку от трупов. – Капитан несколько секунд молчал. – Одиннадцатый все время шел за нами. С багажной сумкой. Он опоздал, герр Скоков?

– Повторяю: я не знаю, о чем вы говорите.

– Ничего, скоро вы поймете. И заговорите так быстро, что я буду вынужден просить вас говорить помедленнее. Но для меня и так все ясно. Ваш человек задержался по какой-то причине, прибыл на базу налегке, с дорожной сумкой. Скорее всего он все-таки нашел следы крови и стреляные гильзы. И – пошел за нами. Очень неординарное решение. Ваш друг очень смелый. И его не так уж трудно вычислить.

Рюкзаки стояли наготове. Шеель опустился на один из них и пригласил Скокова сесть на другой. Руководитель российской экспедиции, поколебавшись с секунду, приглашение принял. Шеель снова улыбнулся: он любил, когда признавали его превосходство.

– Судя по тому, с каким темпом шел ваш человек и какие сложные участки достались ему, он – скалолаз. А таковых в вашей группе было только двое – Мусафиров и титулованный Курочкин. Я склоняюсь в сторону последнего. – Глаза Шееля невольно выразили одобрение. – Да, он очень смелый. Он спустился за вещами Дитера Лемке. И это его ботинки прошли сегодня по лагерю. И он же отправил на тот свет Вестервалле и Майера. А еще он вооружен: я могу по пальцам перечислить все его вооружение и амуницию, включая и то, чего не было в вещах Лемке. Так что вы скажете, герр Скоков?

– Я же сказал вам, что не имею представления, о чем вы тут рассказываете. Нас было одиннадцать человек, девятерых вы убили.

– Ну, ладно, Скоков, вы упрямый человек. Но прежде чем над вами поработает Йохан, я все-таки докажу вам, что я прав. Сейчас один из моих людей свяжется по рации с горной базой и спросит, отмечался ли у них по прибытии... Сергей Курочкин. О! Я очень много знаю о ваших людях, герр Скоков! Очень. На меня работает чрезвычайно информированный человек.

– Чем объяснить свой звонок? – спросил Кепке на ужасном английском, готовясь к разговору с базой.

Шеель потер лоб, неотрывно наблюдая за Скоковым.

– Скажи следующее: у нас в отряде строгая дисциплина, мы решили выяснить, говорит ли наш товарищ правду.

Кепке покачал головой:

– Звучит, как идиотская фраза из паршивого боевика про русских.

Капитан насупился.

– Пожалуй, ты прав, Хорст. Отложи переговоры с базой и подумай над более удачной формулировкой. – Он вновь обратился к Скокову. – Итак, герр Скоков, вы знакомы с Йоханом Фитцем? Он крайне упорный человек.

– Подождите. – Паненка сидел рядом с начальником, опустив голову. – Мы с... со Скоковым говорили сегодня утром на эту тему. Нам кажется, что это Сергей.

Пожалуй, другого выхода у врача экспедиции не было. Скоков мысленно согласился с ним.

Шеель, улыбаясь, одобрительно кивнул.

– Браво, господин, Паненка! Вы хороший товарищ. Йохан, отойди в сторону.

– Что будем делать, Ларс? – спросил Кепке.

– Пока ничего, – ответил командир, не обращая внимания на сидевших рядом русских. – Я думаю, Курочкин скрывается вон в тех скалах. Лавина сошла, и вероятность схода следующей просто очевидна. На какое-то время он отрезал нам путь. Искать его группами в два-три человека бесполезно – он перестреляет их из-за укрытия. Если мы и пойдем вперед, то только под прикрытием его товарищей.

– Он создает нам неудобства.

– Согласен. Но у нас есть время. А пока мне нужно взвесить все «за» и «против», чтобы решить окончательно – идем мы дальше или нет. А он, – Шеель из-под ладони посмотрел на скалы, – пусть пока сидит там. Если я правильно понимаю, сейчас он отдыхает. Спит.

– Нам придется оставлять на ночь караульных.

– Вот это обязательно. И сегодня ночью на посту будешь стоять ты.

«Напросился», – подумал Кепке. Но мысль об Алине слегка скрасила его помрачневшее настроение. Может быть, сегодня ночью что-нибудь получится?

И спросил:

– Выходит, Ларс, мы остаемся здесь еще на одну ночь? А чехи?

– Они тоже заночуют на прежнем месте – у меня точные, сведения на сей счет.

– Понятно... А скажи, Ларс, если мы не будем подниматься дальше, то как же твоя гора?

Шеель с грустной улыбкой глядел на далекий и близкий пик Кангбахена. На небеса.

– Я хоть посмотрел на нее, – негромко изрек он.

Кепке понимал своего командира: когда поднимаешься в горы, поневоле становишься философом. Но вопрос он задал только из сочувствия к командиру. В планах операции было точно определено если не место ключевого действия, то по крайней мере приблизительное расстояние до него: двух-трехдневный переход от базового лагеря чехов.

19 апреля

Кепке замерз. Он выбивал зубами бравый маршевый ритм. Ему хотелось хлебнуть из термоса горячего чая, но для этого нужно вернуться в палатку – и он наверняка кого-нибудь разбудит.

Четыре часа утра, а Алины все нет. Она ушла, когда часы показывали четверть двенадцатого. Хорст всегда различал, когда женщина выходит из своей палатки. Он тоже вышел, стараясь не разбудить товарищей – ему пора было на дежурство. Впрочем... Скоро они вскочат сами: Алина начнет отпускать шуточки в его адрес, потом вылезет Шеель со своим автоматом. «Тоже мне, нашел ремень для воспитания», – усмехнулся Кепке.

А Алину он все равно достанет. Он возьмет ее. Хорст чувствовал, что к ней просто так не ляжешь, но видел, что Алина заводится от его ежевечерних вылазок. Ему казалось, что она раздевает его глазами.