Хор

Танда первая

Оборванец. Привет, старуха.

Старуха. Привет, оборванец.

Оборванец. А у меня два песо. Эй, старуха, хочешь, куплю твою любовь?

Старуха. А у меня три песо. Куплю трех таких женихов, как ты, оборванец.

Оборванец. Эй, публика! Денег дай.

Старуха. Зачем тебе деньги? Хлеба возьмешь?

Оборванец. Давай-давай! Зачем хлеба? В самой главной лавке на самой верхней полке стоит портрет нашего президента. Куплю его, буду вылизывать ему щеки и громко петь.

Старуха. Зачем щеки?

Оборванец. А потому что жопу на портретах не рисуют.

Старуха. А зачем петь?

Оборванец. От радости.

Старуха. Чему радоваться? Хлеба-то нет.

Оборванец. Зато президент есть! В костюмчике! Улыбается!.. Давай любовь.

Полицейский. Разойдись. Всех поколочу. И тебя, старуха. И тебя, оборванец.

Оборванец. Зачем ты бьешь людей, сеньор полицейский?

Полицейский. Люблю это дело. Ты все плачешь, старуха. Ты все попрошайничаешь, оборванец. А я все колочу.

Старуха. Я не плачу.

Полицейский. Что ж тогда глаза мокрые, дура?

Старуха. А у меня убили сына. Расстреляли в далекой стране и положили мимо земли. Мне снятся его кости и клетчатая рубашка, и глаза плачут сами.

Оборванец. А я не попрошайничаю. У меня слишком старые руки и длинный язык. С такими данными только в уличные актеры.

Полицейский. Чепуха. Все на месте – две ноги, две руки, язык не торчит. Поколочу.

Оборванец. Недолго тебе колотить. К нам плывет товарищ Троцкий на длинном стальном корабле! Враг полицейских и вождь оборванцев. Он сам тебя поколотит.

Старуха. Он вернет мне сына?

Оборванец. Все мертвецы покойники. Но ты станешь меньше плакать.

Старуха. Тогда я пойду за ним. Почему бы не пойти за хорошим человеком?

Полицейский. Чепуха. Троцкий старик, и у него жена старуха. Они умирать сюда приехали.

Старуха. Если люди хорошие, почему не положить их в нашу землю.

Оборванец. Он еще поднимет нашу землю! Эй, сеньор полицейский! Не боишься замахнуться так, что дубинка выпадет?

Полицейский. Ничего я не боюсь! Разойдись! Разойдись! Разойдись! Разойдись! Разойдись!

Хор

Полицейский. Разойдись!

Эпизод второй

Фрида. Здравствуйте, Троцкий. Была я в этом вашем Париже. Кошачье дерьмо!

Л. Это точно. Здравствуйте, Фрида.

Фрида. Вы что, весь мир объездили?

Л. Меня выгнали из Советского Союза, Турции, Австрии, Великобритании, Франции, Норвегии. И еще из Северо-Американских Соединенных Штатов.

Фрида. Все эти страны кошачье дерьмо. Вы понимаете? Мексика вас не прогонит. Мексика хочет вас. Слышите?

Л. Ничего я не слышу. Ночь. Дыхание. Темень.

Фрида. Такая моя страна. Такой мой город, самый большой в мире, больше вашего дерьмового Парижа. Громкие люди и тихие улицы. Когда люди выпьют водки, они кричат. Когда их бьют, они молча смотрят в землю. Но сейчас они ждут. Вам дальше не надо бежать.

Л. Да и некуда. Еще немного – упаду с кромки. Сошел с корабля и понял: Новый Свет, последний берег. Дышать легче.

Фрида. Я сегодня видела уличных циркачей. Думала, будет пьеска про сбежавшую служанку и четыре подзатыльника, а они давали спектакль про то, как Троцкий в Мексику приехал. Они все пьяные были, но это само собой, они же актеры.

Л. А я вот не понимаю театр. Врут, кричат, руками машут.

Фрида. Улица гибнет, все бегают по конторам, прячутся по квартирам и спят в кино. Вы должны их увидеть, этот люд, это последние уличные актеры Мехико. Они ставят шатер поперек проспекта, катаются по земле и мочатся на ходу, все их боятся, они плюют на сильных и воруют у сытых. Кстати, там много людей из России, бывших белогвардейцев. Сбежали от вас и стали отличными циркачами. Что-то поняли про жизнь. Почему вы грустный?

Л. Просто я не знаю, что делать. Раньше знал, теперь нет. Дурь одна.

Фрида. Если трудно, если горе, если черт знает что, иди к художнику. Он возьмет доску. Большую такую доску. И нарисует на ней счастье. Большое такое счастье. Надо только рассказать ему все горе целиком – как хозяин насилует твою дочь, как опухоль жрет твое тело, как лошадь умерла. Художник нарисует тебя здоровым, хозяина мертвым, лошадь живой. Дева Мария услышит молитву, если художник хороший, а доска крепкая. Такой в Мексике обычай. Любите чудеса?

Л. Ну уж нет. Однажды видел, как папа римский исцелял фальшивых калек по радио. Попы торговали грязной водой.

Фрида. Попы дрянь. Но чудеса не в лавке церковника. Вот я перед вами со всеми горестями. Где чудо? Где счастливая доска?

Л. Я вам жаловаться должен, а не вы мне. Вы же художница, а не я.

Фрида. Нет, вы. Вы пишете кровью и временем.

Л. Девочка! Кровь холодеет. А время от меня отказалось.

Фрида. Мы будем веселиться. Мы потом всем головы своротим, а вначале будем веселиться. Чтобы очистилась кровь. Есть вкусное мясо, пить вкусную водку, гулять с мужчинами и женщинами. Как ваша жена?

Л. Спит. В вашей стране опасно-мягкие постели, Фрида. Спасибо, что приютили нас. А где ваш муж?

Фрида. Устал. Можно и так это назвать. Диего терпит, когда я сплю с девочками, но не терпит даже присутствия других мужчин, тем более таких. Чувствует запах. Очень страдает и потому трахается с кем попало, вот с сестренкой моей, или совсем с незнакомыми, это все от особой печали чувств. Ревнует. Он огромный, огромный. У него умные глаза хищника, но у вас, кажется, такие же, он плохой художник, хуже меня и вас, он пишет маслом, а вы кровью и временем. Мы одни в доме. Вы много людей убили?