Фрида. Я-то вам верю. Но мое сломанное тело не верит.

Л. Мне не нужен город, Фрида.

Фрида. Я знаю, что вам нужно, Леон.

Л. Мне нужен весь мир.

Бумажный человек. Так и запишем.

Песня вторая

Л. Привет рабочим, колхозникам, красноармейцам и краснофлотцам СССР из далекой Мексики.

Хор

Л. Цель Четвертого Интернационала – распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время возродить СССР, очистив его от паразитической бюрократии.

Хор

Хор

Л. Достигнуть этого можно только путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов.

Хор

Танда вторая

Старуха. Охота! Охота! Я видела, мужчина с нежными руками мясника собирал по деревням людей и ружья, он говорил – охота. Пять песо давал! Но я старая, чтобы держать ружье.

Оборванец. На кого охота?

Старуха. На зверя.

Оборванец. На кошку, что ли?

Старуха. Нет.

Оборванец. На зайца, что ли?

Старуха. Нет. А что, других зверей в Мексике не осталось?

Оборванец. В Мексике-то? Нет. Все либо сверкают глазами и воруют соседское мясо, как кошки. Либо прячутся по кустам и срут себе на лапы, как зайцы. Один остался лев, да и тот Троцкий.

Полицейский. Разойдись! Разойдись! А впрочем, сойдись. У тебя есть радио, оборванец?

Оборванец. Я сам себе радио.

Полицейский. Слушайте последние новости. В Троцкого стреляли. Стреляли!

Старуха. Он живой?

Полицейский. Окна – в труху. Двери – в труху. Спальню ему изрешетили. Целого места нет. А к Троцкому как раз внук приехал. Говорят, у старика и так поубивали всех детей, а тут пальба, парень выскочил, бац – ему палец на ноге отстрелили. Он такой: «Дедушка!» А дед на полу. Смешно?

Старуха. Он живой?

Полицейский. Никого, конечно, не нашли. Охотники пропали в ночи.

Старуха. Он живой?

Полицейский. Он живой. Пули прошли мимо. Троцкий с семьей бросился на пол и остался жив. Везет сукиному сыну.

Старуха. Кто однажды жил – не умрет.

Оборванец. Смерть кактусам!

Полицейский. При чем тут кактусы, оборванец?

Оборванец. Ура! Ура! Ура! Слава нашему президенту и смерть кактусам!

Полицейский. Слава президенту! Слава президенту! А теперь объясни.

Оборванец. Да это ж кактусы виноваты, что Троцкий живой. Потому что водку делают из кактусов, сеньор полицейский. Я по себе знаю: такая от нее бывает дрожь, что даже хер из рук валится. А тут – ружья. Они-то потяжелее хера. В следущий раз нанимайте трезвых убийц, сеньор полицейский.

Полицейский. Разойдись! Разойдись!

Хор

Эпизод третий

Л. Нам дали еще один день жизни, Наташа.

Наталья. Вышло солнце. Хочешь покормить кур? Хочешь, почитаем? Хочешь музыки?

Л. Лучше чаю.

Наталья. Жарко. Через дорогу сидят крестьяне. Смотрят. Ждут. Щурятся.

Л. И чего они сидят? Чего смотрят? Чего ждут? Впрочем, я уже не сержусь. Не они, так их дети. Путешествия позади, мы обречены на Мексику. И ни о ком никаких новостей. Это последний адрес Троцкого. Рио Чурубуско, четыреста десять.

Наталья. Снова приходил этот человек. Вроде бы из новых твоих почитателей. В руках бумага и ничего, кроме бумаги.

Л. Скоро я его приму. Скоро. Трудно быть человеком, с которым все произошло. Осталось пить чай, разводить кур, целовать тебя. Тихая старость Лейбы Давидовича Бронштейна. А Льву Троцкому осталось несколько строк. Жить в книге. Все, что осталось. Лечь в книгу. Умереть в книгу. Лицом в бумагу.

Наталья. Ты мог спеть и плюнуть кровью посередине песни, чувствуя пулю треснувшими позвонками. Ты мог задохнуться от ярости, заклиная людей на площадях. Ты мог сто раз пропасть где угодно. И я так счастлива, что ты еще живой. Самый живой человек на свете.

Бумажный человек. Покончила с собой проживавшая в Берлине дочь Троцкого, Зинаида, по мужу Волкова. Она жила при отце в Турции, но затем получила, по болезни, разрешение на временное проживание в Германии. Срок визы недавно истек, и Волковой было предложено покинуть страну.

Наталья. И ты рядом.

Бумажный человек. Оставшись одна в квартире, дочь Троцкого заперлась в своей комнате и открыла газ. В комнате нашли записку следующего содержания: «Позаботьтесь о моем мальчике. Умираю из-за болезни и отчаяния».

Л. И я тоже счастлив.

Бумажный человек. Рана еще слишком свежа, и мне трудно еще говорить как о мертвом о Льве Седове, который был мне не только сыном, но и лучшим другом. Но есть один вопрос, на который я обязан откликнуться немедленно: это вопрос о причинах его смерти.