Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стрельба в Белогорье окончательно стихла, и люди гадали: перешли немцы Дон или нет? Может, уже и Павловск под ним, и Воронцовка, и пошел он дальше, на Волгу. Упорные слухи были похожи на правду, хоть и горька она была для русского сердца. Но перепроверить было негде, а затишье, царившее над Доном, только нагнетало печали.
Как и в Красных Дачах, здесь тоже находились смельчаки, ходившие за продуктами в Белогорье, хотя вызвано это было не смелостью, а наступающим голодом. Из уст в уста передавали историю о десятилетней девочке, Новиковой Вале, за несколько дней перетаскавшей из своего двора на Мишутьевке три десятка подросших цыплят, не успевших сгинуть в немецких армейских котлах.
Тамара предложила своей однокласснице, Бабичевой Марии, попытать счастья в поиске продуктов. Прихватив плетеную корзину и еще двух девчушек помладше, они направились в Белогорье. По пути им попалась группа мальчишек, которая начала сманивать Бабичеву на свою сторону:
– Айда с нами, Маша! Ты в школе лучше всех немецкий знала. Мы решили на ту сторону переплыть, к нашим! А тут фашиста в плен возьмем и благодарность получим! А тебе, Маша, Героя Советского Союза дадут!
– Не надо мне никакого «героя»! – испугалась девушка. – Нам с вами не по пути, идите своей дорогой.
Над селом висела завеса тягучего полуденного зноя. Нигде не зальется петух – всю птицу давно перерезали. Нет собачьего лая. Тех псов, которых не успели отпустить с цепей хозяева, немцы постреляли еще в первый день.
Из манящих прохладой смородиновых кустов доносился писк губной гармошки. У крайней хаты на Верещакинской улице торчал вкопанный оккупантами столб с табличкой «Rossosch – 47 km».
Девочки разбежались по дворам в поисках продуктов и полезных вещей. Тамара нашла вместительный чугунок литров на семь и нарыла в него молодого картофеля. Помогла Марусе и девочкам наполнить корзину вишнями.
На выезде из Белогорья девочки встретили телегу. В ней развалились два солдата в синей форме. Один, тучный и рыжий, правил лошадью, мусоля в зубах травинку. Второй дремал, накрыв лицо картузом. Позади телеги катился привязанный на веревочку игрушечный грузовик из дерева.
– Если чего начнется, – тихо проговорила Бабичева, – вы бегите, а я их задержу.
– Маруська, не дури! – шикнула на нее Тамара. – Изнасиловать могут.
Когда телега приблизилась, ездовой рассмотрел девочек, потом толкнул спутника в бок и радостно проговорил:
– Jussi, katsoa mitä kauneus! Muistatko, miten se oli, kun tulimme Petroskoissa?[18]
Дремавший солдат убрал с лица кепку, приподнявшись на локте, без интереса взглянул на девочек заспанными глазами. Ездовой остановил лошадь, слез с телеги, выплюнул травинку и, запустив руку в корзину, стал забрасывать вишни в рот. Пережевывая их, он спросил:
– Mikä on nimesi pieni nuke?[19]
Тамара с девочками, остановившись на пригорке, наблюдала, что будет. Солдат забрал корзину из рук Марии, поставил на землю у ног девушки, присел на корточки. Спутник его протирал опухшее со сна лицо, ковырял пальцами глазницы.
Мария резво подхватила корзину с земли и бросилась догонять подруг. Толстый выставил ей вдогонку указательный палец:
– Пуф! Пуф! Пуф!
* * *Через день недавние финские знакомцы наведались в беженский лагерь. Верховодил снова рыжий толстяк, дружок его лишь покорно ходил следом, обводя всех северным меланхоличным взором. Выбрав корову черно-белой масти, толстяк похлопал ее по хребту, поискав глазами, крикнул:
– Хазяка!
От сгрудившихся баб, с тревогой наблюдавших за гостями, отделилась владелица коровы. Финн молча сунул ей в руки котелок. Женщина взмолилась:
– Пан, ваши сегодня уже два раза ее выдаивали, пустая она. Детям и то не хватает. Побираться мне, что ли, при живой-то корове?
Говоря это, она пыталась вернуть котелок владельцу. Финн молниеносно рассвирепел, выбил котелок из бабьих рук, следующим взмахом выхватил из кобуры пистолет. Сразу налетели дети: вцепились в бабий подол, обхватили ее за ноги, в голос зарыдали. Рука с пистолетом тыкала то в одного ребенка, то в другого и вдруг мелко задрожала. Спрятав оружие в кобуру, финн длинно выругался и сплюнул в сторону. На солнце сверкнул широкий лапландский нож. Корова, мучительно заревев, бросилась бежать, орошая траву кровью из разрезанного вымени. Баба еще сильней залилась слезами, побежала догонять раненое животное, а финн, пнув зазвеневший котелок, зашагал к своей подводе.
На другой день, когда очередная партия пошла в село за провизией, на краю села их обстреляли. Одной девочке прострелили ногу, а старику Васильченкову пуля пробила тулью фуражки, опалив волосы. «Гуманный» оккупант дал понять – пути в Белогорье отныне нет.
Глава 23
В сарае создалась неформальная верхушка из семей колхозников. Они поймали несколько овец, разбежавшихся из морозовских ферм, готовили их на свой гурт, не делясь при этом с семьями, не работавшими до войны в колхозе. Ольга была домохозяйкой, а ее муж трудился в Белогорьевском промышленном комбинате и был приравнен к рабочим, поэтому семья Журавлевых, как и некоторые другие семьи, не участвовала в этом колхозном мясоеде.
Однажды на обездоленные семьи все же была выделена одна освежеванная овца. Когда наваристый бульон уже готовы были разлить по мискам и раздать оголодавшим детям, в стойбище беженцев появились всадники.
– Матка! Айда! Партизан! – летело над лошадиными головами, воздух рассекала тугая плеть.
Один из мадьяр, низенький и невзрачный, но с добрым гладким лицом, жестами показывал: собирайте вещи и скорее уходите. Виктор торопливо навесил на корову два мешка, один с продуктами, другой с одеялом и прочей рухлядью, на налыгаче потащил корову за собой. Ольга не выпускала из рук Галю, Тамара то вела, то несла Зою. Антонина забрала в руки утварь, что не поместилась в мешки, следила, чтобы не отстал Боря. Людей выгнали на Сагуновский большак, конвоиров стало больше.
За деревенькой Лыково Ольга вновь хотела улучить момент и отстать от колонны, как тогда в Андрюшкино, но ее опередило несчастье. Мучимые жаждой, около лужи склонились две девушки. Тучный конвоир сдернул с плеча автомат и застрелил одну из них, подскочил ко второй и ударил прикладом. Девушка успела закрыться