— Почему он им не помог?

— Как не помог? — удивляюсь. — Во-первых, он их о многом предупреждал. Во-вторых, принимал у себя отступающих. В-третьих, наша авиация давала немцам жару. И на севере и на юге. В-четвёртых, как было получено разрешение на удары по ту сторону границы, провёл массированную бомбёжку южнее Бреста. Там много войск скопилось, так что Жукову было облегчение.

О многом беседуем. Доходит и до опасных вопросов.

— Всё время думаю, — признаётся после четвёртой рюмки, снижая голос, — Сталин что, не знал, что Гитлер нападёт?

Спасает меня то, что я такой же вопрос отцу задавал. Мне только процитировать его остаётся.

— Понимаете, Матвей Степанович, немецкое вторжение это авантюра чистой воды. Сталин переоценил Гитлера. Считал, что он на такое не пойдёт. Не в 41-ом году. Даже если бы и наш Белорусский округ провалился бы, немцам надо было ещё до Москвы дойти и взять её. Причём до зимы.

Даю время на осмысление.

— Почему именно до зимы? — браво, капитан, додумался до правильного вопроса.

— Потому что в зимних условиях немцы воевать не могут. Зимнего обмундирования у них нет, лошади теплолюбивые, с машинами и танками надо что-то делать в сильные морозы.

— Откуда Москва знала, что у немцев нет зимнего обмундирования?

— Оттуда. Чтобы его пошить, надо купить несколько миллионов овец и другой живности. А такие массовые закупки скрыть невозможно. И Сталин знал, что их не было. В общем-то, правильно рассчитал. Вермахт сильно нарвался, их генералы сейчас думают, как бы ноги унести.

— Как думаешь, сколько война будет идти? — капитан наливает ещё.

— Это последняя, — предупреждаю и убираю бутылку со столика. После опрокидывания стакана в себя продолжаю.

— Год-полтора, не больше. Если торопиться не будем. Нажмём крепче, то летом 42-го закончим, — снова цитирую отца.

— Выходит, вовремя я, — неожиданно капитан расцветает и поясняет. — Я же с вами до Минска еду, подписали мне рапорт об отправке на фронт. Мог не успеть.

После выпитого с трудом, но соображаю. Верный расчёт у капитана, точно станет майором, опять же медаль может заработать, а то и орден. После войны в почёте будет, карьера вверх пойдёт. Не один мой отец считать вперёд умеет. К примеру, я могу в университет на льготных условиях вне конкурса пройти. Даже в МГУ.

4 ноября, вторник, время 10:15.

Центр-1 боевой подготовки, близ Молодечно.

Генерал Павлов.

Отъехали мы недалеко. И только вдвоем с лейтенантом Харитоновым. Вокруг ни души. Охрана всё проверила и ушла обратно за мост. Тут протекает речка со смешным названием Уша, рядом с которым есть несколько болотцев. Они небольшие, так что промышленного значения в смысле торфоразработок иметь не будут. Но местные отсюда торф берут. Вот около одной из ям мы останавливаемся, дальше всё равно не проедем.

— Зачем вам это, товарищ генерал? — не выдерживает напора любопытства мой лейтенант.

— Затем. Закладка на будущее, — скидываю шинель, гимнастёрку, накидываю бушлат, берёмся за лопаты. Яму надо углубить и расширить. «И тогда процесс пойдёт», — непонятно по какому поводу хихикает Кирилл Арсеньевич. Загадочное чувство юмора у моего подселенца.

Грунт мягкий, всего за полчаса получаем яму правильной формы. Из кузова грузовика ставим направляющие доски, тяжелую бочку опрокидываем набок. Спускаем на верёвках, хороший способ. По доскам, на которых лежат верёвки бочка плавно достигает дна. Концы сложенной вдвое верёвки привязаны к краям кузова, петля с нашей стороны. Потихоньку стравливаем, и бочка удерживается нашими руками. Не хочу просто сбрасывать. Деформации, трещины, влага внутрь попадёт. Пусть боеприпасы запаяны в цинках и оружие щедро смазано солидолом, но сколько ему придётся лежать, неизвестно.

Спуск или подъём на верёвках по наклонной плоскости даёт выигрыш в силе в два-три раза. Так что бочка весом килограмм сто восемьдесят превращается в нагрузку не больше семидесяти-восьмидесяти килограмм. Для двух крепких мужчин мелочь, по сорок килограмм на человека. Только в самом начале надо быть аккуратнее, в момент схода бочки, когда тяжесть резко возрастает. Тяжёлая она даже не из-за груза, а потому что сделана из стального листа толщиной в три миллиметра. И покрыта битумом с наклеенной бумагой, чтобы не прилипала. Так что даже пустая тянет пуда на четыре.

— Понимаешь, лейтенант, в органах госбезопасности, где-то в её сверхсекретных недрах есть специальная инструкция, — объясняю уже во время закидывания грунтом бочки. — Действия в особых условиях.

— Что такое «особые условия»? — лейтенант гребёт, как трактор, но спрашивать не забывает.

— Самое неприятное, что может случиться с государством. Поражение в войне и тотальная оккупация, контрреволюционный антисоветский переворот, мало ли что… п-ф-ф, — сгребаю изрядную кучку вниз. — Хоть космический катаклизм. Как ударит комета прямо по Земле…

Лейтенант аж на минуту останавливается от крайнего удивления.

— Разве такое возможно?

— До 22 июня Москва тоже считала, что война не возможна. Ты прав, пока Сталин жив, это всё невозможно. Ну, за исключением удара кометой. Но товарищ Сталин, к сожалению, не вечен. И что будет через пятнадцать-двадцать лет?

Отваливаюсь. Притомился мой генеральский организм. Но и осталось только с брезента крошки смахнуть.

— А через пятьдесят? Никто не знает…

Хоть часть правды, но рассказываю. Всяк солдат, тем более лейтенант, должен понимать свой манёвр. Харитонов рекомендован Фурсовым, вынужден опираться на его поручительство и надеяться на твёрдое молчание.

— Так что вот так, лейтенант, — переодеваюсь и сажусь в кабину, Харитонов за руль. — Только что мы осуществили сверхсекретную операцию. Поэтому приказ мой короткий — забудь. Легенда простая: я давал тебе специальные инструкции о действиях за линией фронта. Пароль на расконсервацию закладки: Рюрик-1. По этому слову вспомнишь. Я тоже не вечен, а времени может пройти много. Очень много.

Другая часть правды, о которой умалчиваю, элементарная. Для тех, кто понимает. Сила власти зависит от ресурсов, которыми владеешь. Прежде всего, это люди, конечно. Но людей надо обеспечить, поэтому нужны и материальные возможности. А что может быть лучше оружия? Есть оружие — будет всё. Вооружённая сила — основа любой власти. Пока я при должности, у меня всё это есть. Но меня могут и попереть с поста командующего и замнаркома.

Решаю подкрепить мотивацию лейтенанта.

— Перед войной я тоже много чего вытворял, о чём в Москве не знали. Узнали бы, попёрли бы с должности. Отправили бы служить на Камчатку. Или в Туркестан. Зато