Кстати, именно Наталья Владимировна и предложила тогда устроить соревнование на меткость. Сказано – сделано. В снег воткнули несколько лыжных палок. Специально втыкали так, чтобы они едва держались. Умело брошенный снежок должен был такую палку сбить. Провели черту, за которую нельзя было переступать, построились в шеренгу – и начали.

У Кости только два броска вышли неудачными. «В молоко», как выразился дядя Саша. Зато остальные восемь оказались что надо. Между прочим, некоторые, слишком много трепавшиеся про свой меткий глаз да про свою точную руку, вообще ни одной палки не сбили. Вот так-то!

Стоп! Костя вздрогнул. Что оно, опять?! Опять лезет из него бред про несуществующую жизнь? Да ведь на самом деле не было ничего такого! Нет, немедленно выбросить всё из головы. И ещё. Нужно было что-то сделать, причём именно здесь, в этом месте. Кто-то ему велел. Но кто? Что? Зачем? Он не мог вспомнить.

– Может, у тебя получится? – спросил вдруг Белый.

– Что получится? – растерянно произнёс Костя, оглушённый своими мыслями.

– Да я про снежок, – усмехнулся Белый. – У меня, видишь, ничего не выходит. А хотелось бы. Молодость вспомнить…

– Ну-ка, дайте. – Костя сгрёб ладонью снежный ком. Снег и в самом деле рассыпался, но Костя знал, что не стоит спешить. Нужно сперва как следует согреть его в руках, чтобы он стал липким, чтобы размок. А потом уже можно и лепить. – Учитесь, пока я жив! – небрежно сказал он, показывая Белому снежок.

Небрежный тон давался ему с трудом.

– Ну что ж, неплохо, – одобрил Белый. – А теперь кидай.

– Куда?

– А куда хочешь. Для того снежки и лепят – чтобы кидать.

– А в вас можно? – сам себе удивляясь, спросил вдруг Костя. Ему было и страшновато – он помнил тот непонятный случай, и в то же время ужасно интересно: что из этого выйдет?

– Да ради Бога, – улыбнулся Белый. – Я-то ведь не рассыплюсь.

…И правда, Белый не рассыпался. Снежок пролетел сквозь его грудь, точно через полоску тумана, и воткнулся в белый ковёр далеко-далеко за ним.

– Как же это получается? – Костя не мог сдержать накопившиеся вопросы. – Почему он так полетел, через вас?

– Нормально он полетел. Всё правильно, – как-то нехотя ответил Белый. – А объяснить я тебе не могу – слишком сложно. Да я и сам не всё понимаю. Однако поиграли – и хватит, пора говорить о деле.

– Ну, давайте поговорим, – насторожился Костя.

Вот и началось. Что ж, это расплата за рапорт.

– Ты помнишь, – сказал Белый, подымаясь со снега, – в прошлый раз я тебе говорил: ты начинаешь выздоравливать?

– Ну, может, и помню, – сумрачно ответил Костя. – А дальше-то что?

– А дальше то, Константин, – вздохнув, продолжал Белый, – что шанс твой не так уж и велик. Давай честно признаем факты. И не только в рапорте дело, хотя и это тоже повлияло. Но главное – внешние обстоятельства. А они, друг мой, в последнее время осложнились. Боюсь, плавного перехода уже не получится. Но шанс у тебя всё-таки остался. Как им воспользоваться – зависит только от тебя.

– Может, объясните всё-таки, в чём дело? – сердито спросил Костя. – А то всё какими-то загадками говорите. Что ещё за внешние обстоятельства?

– Обстоятельства разные, – пожал плечами Белый. – Места, времени и образа действия… А если серьёзно – пока объяснять не буду. В своё время, надеюсь, узнаешь.

– В своё время, в своё время, – проворчал Костя. – Вот вы всегда так. А сейчас оно, время, что – не своё?

– Нет, сейчас оно – чужое, – серьёзно ответил Белый. – Да и не время это – одна видимость. Ну ладно, не буду долго трепаться – силы кончаются. В общем так. Слушай, пожалуйста, внимательно, и попытайся запомнить. Скоро тебе будет очень плохо. Просто ужасно. Тьма, холод, безнадёжность. Я не пугаю тебя – я просто знаю, что будет. Но выход есть. Когда вспомнишь об этом, сделай вот что. В уме считай до десяти, а после поверни руку вот так. – Белый резко выбросил вперёд ладонь, как бы ввинчивая её в густой неподвижный воздух. – Запомнил движение? Впрочем, когда надо, оно само вспомнится. После этого иди вперёд и, главное, ничего не бойся, защита уже начнёт действовать. Хотя, должен предупредить, будет страшно.

– Вы что же, напугать меня думаете? – усмехнулся Костя и сплюнул на снег.

Однако внутренне поёжился. Почему-то он знал, что Белый не шутит, не играет роль, а говорит правду.

– Да что ты! – вновь улыбнулся Белый. – Тебя разве напугаешь! Ты у нас калач тёртый. А вообще-то, – улыбка сползла с его лица, – по-настоящему страшных вещей ты пока не видел. Хотя там у вас всякой дряни достаточно.

– Где это у нас? – не понял Костя. – Тут, что ли?

– Нет, тут как раз всё спокойно, – ответил Белый. – Это нейтральная зона, сюда они вползти не могут. Я про Корпус.

– Кто – они?

– Ну, назовём их, к примеру, сгустками. Впрочем, возможно, ты и сам их увидишь. В своё время, естественно.

– Опять загадки? – буркнул Костя. – Ни фига я не понял.

– Ничего, – отозвался Белый, – после поймёшь. Главное, ты запомнил порядок действий. Очень скоро это тебе понадобится. И последнее. Когда будешь идти сквозь тьму… может оказаться, что собственных сил тебе не хватит. Тогда попробуй сосредоточиться и вспомнить эту равнину. И позови меня. И я приду. Ну всё, Костик, пока. Мне пора уходить.

…Горизонт вдруг вздыбился, равнина дрогнула, точно по ней пробежала невидимая волна – и растаяла, и откуда-то появился ветер, ударил в глаза, подхватил его, точно соломинку, и понёс – вдаль, навстречу лиловому свету.

Свет был подобен выстрелу. Косте почудилось, что ему чиркнули по глазам остро заточенным лезвием. Рывком отбросив одеяло, он сел на кровати.

А свет заполнял всю палату. Непонятно откуда лившийся: плафоны не горели – но, однако же, он жгучими волнами пробегал по стенам, по потолку, отражался от надраенного пола – тёмно-лиловый, словно гноящаяся рана, и в то же время нестерпимо яркий.

Костя таращил глаза, ничего не понимая. Это снится или на самом деле? Вскоре он сообразил, что всё происходит наяву. Сон остался там, на белой равнине, а здесь – знакомые стены, знакомый линолеум и эти, стоящие в дверях.

Их было трое. Наблюдательницы – Светандра и Елена Александровна, а рядом с ними… Нет, этого типа Костя видел впервые. Мужчина в белом халате и в белой, точно у хирурга, шапочке. Однако на левом рукаве у него имелась повязка с многолучевой серебристой звездой, такая же, как у Стажёров, только поменьше. Сам же мужчина оказался невысоким, щупленьким и чем-то напоминал отбившегося от курицы цыплёнка. Но когда Костя увидел его глаза – вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Железные оказались у него глаза, а толстые стёкла очков лишь усиливали тяжесть взгляда.