«перед нами стоит подготовленный к обороне и преисполненный решимости враг, который доминирует в морской акватории, которую мы должны использовать». По крайней мере во время «дуэли» 1940 года Гитлер был реалистом.

Тем не менее, немецкое высокомерие было на высоте. Прекрасным летним днем 21 июня во Франции солнце отбрасывало длинные тени между величественными вязами, дубами и соснами в Компьенском лесу, где в конце Первой мировой войны была подписана германская капитуляция. Все немецкое командование присутствовало там, одетое в богато украшенные и увешанные орденами мундиры. Теперь, в том самом старинном железнодорожном вагоне Гитлер сидел в том самом кресле, из которого маршал Фердинанд Фош унижал кайзеровских генералов. Гитлер принял капитуляцию Франции и станцевал еще один победный танец. Удар в спину в конце Первой мировой войны[90], который так долго приводил его в ярость, теперь был отомщен. Условия договора были суровыми. Среди прочего, любой француз, воюющий за другую страну, отныне рассматривался, как франтирер[91] (francs – tireurs) и подлежал расстрелу[92].

Теперь для воспаленного германского воображения казалось возможным решительно все. Другие страны, включая Италию и Румынию, обещали свою вечную верность. Ага-хан[93] и хедив Египта[94] вызвались распить с Гитлером праздничную бутылку шампанского в Виндзорском замке. Последний также предложил себя в качестве правителя Индии. Однако Гитлер понимал, что до победы над Англией еще далеко, и обдумывал детали вторжения. Его министр авиации Герман Геринг, громогласный и жадный до власти, заверил Гитлера, что его люфтваффе смогут уничтожить RAF и установить подавляющее превосходство в воздухе. Была собрана огромная флотилия десантных барж, и начались тренировки по высадке крупных десантов на широком фронте. 90 000 человек должны были высаживаться в первой волне, а на второй день должно было быть высажено 260 000 человек.

Однако с самого начала германский флот сильно сомневался в том, что он сможет защитить такое предприятие перед лицом превосходящего по численности и мощности британского флота, если только не будет гарантировано «абсолютное дневное господство в воздухе». Гитлер и сам понимал, что без контроля над воздушным пространством флот вторжения будет невероятно уязвим. Геринг пообещал, что уничтожит RAF вовремя, чтобы обеспечить вторжение в сентябре. Никто, кажется, не упомянул о его более раннем обещании, что самолеты люфтваффе лишат BEF возможности успешной эвакуации из Дюнкерка. Прусский Генеральный штаб был обеспокоен амфибийной высадкой, но Гитлер доказал, что они слишком часто были слишком осторожны и ошибались, так что они остались молчать.

Так началась Битва за Британию. Немецкая воздушная кампания под кодовым названием Adlerangriff (Атака орлов), была запланирована на 10 июля с интенсивных атак на судоходство и концентрированных бомбардировок, чтобы расстроить оборону южных портовых городов, которые были первоначальными целями вторжения, и чтобы вовлечь RAF в бои. Затем, с 24 августа по 27 сентября, воздушное наступление должно было быть расширено и усилено массированными бомбардировками Лондона в рамках подготовки к вторжению. За этот 11-недельный период RAF должны были быть уничтожены и должно было быть достигнуто господство в воздухе. Это был небезосновательный расчет, учитывая то, что в июле 1940 года немцы могли развернуть около 2000 самолетов, а британцы – от 700 до 800[95].

Как оказалось, последний период был временем максимального напряжения. В некоторые дни 1000 немецких самолетов была задействована над Англией одновременно с тремя или четырьмя сотнями немецких бомбардировщиков и истребителей![96] 15 августа[97] в небе развернулась грандиозная битва на площади в 500 миль. Многие британские летчики на самолетах Spitfire и Hurricane совершили в тот день по три боевых вылета. 76 немецких самолетов были сбиты, 34 «Спитфайра»[98] было потеряно, но RAF просто не располагали таким количеством опытных летчиков, каким располагали люфтваффе.

С другой стороны, люфтваффе имели ряд серьезных недостатков по сравнению с RAF, летавшими и сражавшимися над своей страной. Немецкие истребители имели лимит топлива примерно на 90 минут полета[99], 70 из которых уходило на перелет в Англию и обратно. Это означало, что после 20 минут полета над Англией они должны были прервать бой или рисковать исчерпать топливо и свалиться в пролив Ла-Манш. Из-за ограниченного радиуса действия немецкие истребители могли атаковать только юго-восточную часть Англии и Лондон. Остальная часть страны была в относительной безопасности, потому что бомбардировщики без сопровождения были уязвимы. Если немецкий самолет был сбит или поврежден, пилоту приходилось спасаться над Англией, и он неизбежно попадал в плен. Пилот Spitfire в тех же обстоятельствах мог отправляться в боевой вылет уже на следующий день, а если ему удавалось посадить поврежденную машину, то ее можно было отремонтировать.

К середине сентября RAF потеряли четверть своих пилотов и самолетов, был нанесен значительный ущерб инфраструктуре и вспомогательным объектам. Пять авиаполков были полностью выведены из строя, а вся сеть связи истребительного командования[100] была на грани краха. В решающие две недели сражения с 23 августа по 6 сентября потери RAF составили 466 уничтоженных или поврежденных самолетов, а немецкие потери составили 385, из которых 138 были бомбардировщиками. RAF были настолько истощены, что недоучившихся курсантов забирали из летных школ и отправляли в бой. Черчилль признавал в своих записках, что еще несколько недель такой практики, и RAF будут уничтожены. В сентябре того года неизвестный пилот RAF прикрепил к стене своего дежурного помещения стихотворение У. Б. Йейтса «Ирландский летчик предчувствует смерть».

«Судьба исполнит свой обетЗа облаками мне, вдали.С кем бьюсь, к тем ненависти нет,К тем, за кого я, нет любви»(Перевод Искандера Джерайды)

Эти две недели были решающими, потому что обе стороны знали, что в период с 8 по 10 сентября фаза луны и высота прилива на юго-восточном и восточном побережье Англии были почти идеальными для высадки десанта. «Мы должны рассматривать следующую неделю или около того как очень важный период в нашей истории, – сказал Черчилль британскому народу в радиообращении 6 сентября. – Она стоит в одном ряду с теми днями, когда испанская Армада приближалась к Ла-Маншу, а Дрейк заканчивал свою игру в кегли[101]; или когда Нельсон стоял между нами и Великой армией Наполеона в Булони». Гитлер ответил в радиообращении 14 сентября: «Если люди в Англии спрашивают “почему он не приходит”, я могу успокоить их. Он придет».

Правда заключалась в том, что немецкое командование знало, что они все еще не достигли превосходства в воздухе, и что пока оно не установлено, наступление невозможно. Тогда 10 сентября[102] Геринг внезапно изменил тактику и перешел к ночным бомбардировкам Лондона – разумного объяснения этому не дали до сих пор. В течение 10 ночей люфтваффе бомбили лондонские доки и железнодорожные узлы, убивая множество гражданских лиц. RAF не были готовы к ночным боям,