— Микки, ты чего за лапшу ей на уши вешаешь? — негодует Моль.

— Есть у нас дядя, я сам его видел. Он тут и ночевал. Ха!

— Кто это тут ночевал? — подает голос Пэдди, входя в комнату; на нем футбольная форма.

— Давно пропавший дядя, — поясняет Мелкая.

— Мэгги! Замолчи! Не смей разбалтывать секрет всем подряд!

— А кто сказал, что это секрет? — интересуется Пэдди.

— Мама, — говорю, глядя на руки. Их как иголочками колет. Ма меня теперь убьет.

— Че вообще за базар? — спрашивает Пэдди.

Моль кивает на кухню, потом уходит туда, Пэдди за ней. Дверь закрывается. Да что Пэдди вообще о себе думает? Ходит тут, понимаешь ли, двери захлопывает — прямо король Сиама.

— Зачем ты им все разболтала? — нападаю на Мелкую.

— Я случайно, — отвечает Мэгги.

— В смысле «случайно»?

— Как-то само выскочило.

— Да уж, с тобой в тюрьму не попадай. Ты меня в пять секунд заложишь. Видела такой плакат: «Не болтай лишнего — поплатишься жизнью»?

— Нет. А что это значит?

— Погоди.

Подхожу к кухонной двери, прикладываю ухо. Там шепчутся.

— Видимо, прятался, — говорит Моль.

— Ма бы не разрешила, — сомневается Пэдди.

— Ты чего это тут подслушиваешь? — Подскакиваю, когда за спиной звучит мамин голос.

— Ничего, — вякаю.

— Видно, что ничего: красный, как свекла, — говорит Ма, прищурившись, и озабоченно: — А там кто? Что происходит?

— Да никого, только Пэдди и Мэри.

— Болтают про нашего давно пропавшего дядю, — сообщает Мэгги.

— Мэгги! — ору.

Чтоб ее!

— Я тебя, дрянь, сейчас придушу! — грозит мамочка. — Скажи этим двум, чтобы шли сюда: они мне нужны.

Снимает пальто, идет вверх по лестнице.

— Никогда больше ничего тебе на скажу. — Я обиделся.

— Почему? — спрашивает Мэгги.

— Почему? — Поднимаю брови чуть не до потолка, голос писклявый, как у мышки. — Тебе, что ли, ночью все мозги вынесло?

Открываю дверь кухни.

— Вас Ма зовет, — говорю.

Сажусь на пол у камина. Съеживаюсь — может, так Ма меня не заметит и не оторвет мне голову. Мамины ноги бухают по лестнице, сердце подпрыгивает с каждым ударом.

— А ты сам зачем рот разинул? — спрашивает Моль.

— Я-то тут при чем?

Ничего себе, решила на меня все повесить.

Моль и Пэдди плюхаются на диван, они явно разругались. Входит Ма. Садится в папанино кресло. Разглаживает материю на ручках. Мы переглядываемся. Все обосраться готовы от страха.

— Так, я вам сейчас кое-что скажу, а вы уж, пожалуйста, услышьте, потому как повторять не буду. Если кто-то вас попросит что-то для него сделать — что угодно — отвечайте: нет. Поняли? — Крутит обручальное кольцо на пальце. Его Папаня не прихватил, когда смылся. — А будут приставать, скажите им: пойдите поговорите с моей матерью.

Даже если кто-нибудь попросит сходить в магазин?

— Чтобы и пальцем не вздумали пошевелить ни для кого в этом районе. Кто бы это ни был. Мне без разницы, кто вас попросит. Пэдди, Мэри, вы поняли, о чем я говорю? Если что-то нужно будет делать, я сделаю сама. А вы не встревайте.

«Встревать» — значит, сотрудничать с ИРА.

— Услышали меня! — рявкает Ма.

— Да, мам, — отвечаем мы все, кроме Пэдди.

— Пэдди, ты слышишь, что я с тобой говорю? — Смотрит на него сердито.

— Угу, — отвечает он, глядя в окно.

— И что в этом доме случилось, в доме и осталось. Нечего трепаться на улице о наших делах. Поняли меня, вы, двое? — Это она нам с Мэгги.

— Да, мам, — отвечаем.

Это-то мы и так уже усвоили, из-за Папани.

— Дядя пришел переночевать — молчите. Вообще обо всем — рот на замок. И всё. Есть кому чего сказать? — Молчание. — Ну, хорошо, тогда не путайтесь больше у меня под ногами. Мне нужно голову помыть. Мэри, я купила тебе еду, иди собирайся на работу.

Все молча встают. Мэри уходит наверх. Пэдди — на кухню. Я так и лежу клубочком на полу. Мэгги пытается взять меня за руку, я вырываюсь. Ма вслед за Пэдди идет на кухню. Я — за ней, встаю у открытой двери и слушаю. Поворачиваюсь к Мэгги, прикладываю палец к губам.

— Ты должен идти прямо сейчас. Он хочет тебя видеть, — говорит Ма.

— А что ты ему сказала?

— Точно то же, что и тебе. Никто из них к тебе не сунется, это до них дошло. Ты знаешь, кто он такой?

— Да, — отвечает.

— Он здесь всем распоряжается. И если кто из них на тебя хоть одним глазом посмотрит, говори мне, — продолжает Ма.

— Хорошо, мама.

— И даже не думай, что я тут шутки шучу! — рявкает Ма. — Чем ты там раньше занимался, я даже знать не желаю. Все, закрыто.

— Хорошо. С ним я могу и не встречаться. Я тебе верю, — говорит Пэдди.

— Нет, уж ты сходи туда, пусть он тебе сам скажет, чтобы дошло.

Движение. Я бегу через гостиную и ударяюсь коленом о ручку папаниного кресла.

— У-у-у-уй! — ору я и от боли скачу по комнате.

— Придурок, — говорит Пэдди, стягивая футбольный свитер.

Я перестаю скакать, потому что у него по всему телу ссадины и желтые пятна — следы синяков. Он бежит наверх. Я ковыляю к двери.

— Ты это куда собрался? — спрашивает Ма.

— Наверх, одеваться, — отвечаю.

Мэгги проскальзывает мимо вверх по лестнице — не хочет оказаться на линии огня. Да, сегодня она показала, какова на самом деле. Я с ней еще поквитаюсь.

— Джози? — Голос от крыльца. Это тетя Катлин.

— Тут я, Катлин! — отвечает Ма.

Тетя Катлин входит.

— Чего у тебя стряслось?

— Ничего, — отвечает Ма, пытаясь спрятать лицо.

— Джози. Повернись. — Тетя Катлин смотрит на синяку нее под глазом — там, где ее ударила дверь. — Ты поэтому не вышла на работу?

Ма отворачивается.

— Иди наверх, Микки, — подталкивает меня Ма. — Ступай. Нам с тетей Катлин надо поговорить. И сиди там, понял? Ты уже и так здорово набедокурил.

Хочется спросить, можно ли взять с собой Киллера, но я боюсь, что Ма меня за это придушит. Ладно, где прячется эта штучка Мэгги, которую я сейчас убью?

10

— Она вообще обалденная. Я б ее поимел.

— Да ты, небось, и тискаться еще не научился.

— Нет, научился.

Знаю, про кого они говорят. Про мою Мартину.

Сзади напирают, сминая очередь. Никогда они туда не пройдут. Таким никто делать одолжений не будет. Я в последних рядах, но не из последних.

— Тискаться все умеют. Мне не восемь лет, — долетает от этих.

Лично я не умею. Я знаю, что это вроде как целоваться с открытым ртом. Да какая разница? Меня сейчас совсем другое