– А что твой бывший? – вставил я. – Это же была его идея. Он и опыт проводил, и цыпленок, строго говоря, его. Что он предлагает?

– Он приглашал «Малышей со скотного двора» – это тот самый передвижной зоопарк с домашними животными, который заказывают на дни рождения всем здешним ребятам. Они готовы были забрать Цыпу, но потом я позвонила владелице и спросила, что станет с малышкой, когда та достаточно подрастет. Она ответила, что на этот счет никто не может ничего гарантировать.

Указательным пальцем Пэм погладила Цыпу по голове, и та проснулась, радостно заворковала, переговариваясь со своей «мамочкой».

– Не могу допустить, – продолжила Пэм, – чтобы какие-то циркачи загубили Цыпу только из-за того, что она перестала быть цыпленком. Разве это справедливо?

Ежедневно умирают сотни тысяч цыплят – крупных и мелких, совсем юных и постарше, – ради того, чтобы попасть к нам на стол. Быть может, это и несправедливо, но так устроена жизнь. Однако Пэм вряд ли была способна разделить со мной подобное мнение, а потому я предпочел прикусить язык. Хотя я бросил еще фразу вроде «я уверен, ты найдешь как раз то, что нужно», после чего пошел наверх, чтобы принять душ.

* * *

В конечном итоге выяснилось, что найти «как раз то, что нужно» вовсе не так легко – правда, в глубине души я подозреваю (и не надо обвинять меня в цинизме), что Пэм искала не слишком старательно. Она сажала Цыпу в ящик и ездила на окрестные фермы. Потом возвращалась все с тем же ящиком и Цыпой, не слишком огорчаясь по поводу того, что фермеры не желают брать чужака: другие птицы могли от нее чем-нибудь заразиться. Но Пэм видела страх, отражавшийся в моих глазах, и не прекращала поиски.

Она звонила по телефону – я слышал эти разговоры. Посылала по электронной почте письма отдельным фермерам и целым объединениям – я видел эти письма. Обратилась даже к старым сокурсникам по ветеринарному факультету и к автору книги, посвященной разведению кур в домашних условиях. Везде она сталкивалась с отказами, но это ее особо не огорчало.

Тем временем Цыпа подрастала, и довольно быстро. Желтенькие перышки постепенно белели. В некогда просторной корзинке для щенка ей стало уже тесно. Правда, девочкам это никак не мешало: они по-прежнему нянчили Цыпу на руках, сажали ее на колени, когда смотрели телевизор, играли с ней в кухне на полу и не переставали ею восхищаться. Я, если уж говорить начистоту, все ждал, когда Цыпа им наскучит, потеряет свою привлекательность и станет часами грустить в полном одиночестве – вот тогда я смог бы пожалеть ее, признав, что жизнь обошлась с нею несправедливо. Ждал, но не дождался.

Однажды летом я приехал к Пэм после работы и обнаружил Цыпу и девочек во дворе. Птичка, высоко поднимая ноги, вышагивала по газону и время от времени что-то клевала, а дети восхищались каждым ее движением.

– Брайан! – окликнула меня своим пронзительным голосом Каролина, едва я вышел из машины. – Цыпе здесь страшно нравится. Ты только посмотри на нее. Она просто в восторге.

Абигейл подхватила Цыпу на руки и протянула мне со словами:

– Приласкай ее.

– Не буду я ласкать цыпленка, – возразил я, инстинктивно отшатнувшись.

– Ну давай же, погладь, – настаивал ребенок, поднося птичку ближе.

– Аби, я не буду гладить цыпленка.

Абигейл с довольной и одновременно проказливой мордашкой протянула, нарочно коверкая слова:

– О-о-о-у, такой больсой Блайан боится такой маленькой-маленькой кулоцьки. Как нехолосо, Блайан.

Каролина стала распевать новую дразнилку, Цыпа завопила изо всех сил, а в дверях я, обернувшись, увидел хохочущую Пэм.

Выходило четверо на одного – ну, если не считать собак, Бейкера и Уолтера: те прыгали возле меня, но на самом деле сохраняли нейтралитет. Все, что им было нужно, – чтобы я бросил мячик. Делать нечего – я протянул левую руку и собрался погладить птицу, которая в тот единственный раз, когда я до нее дотрагивался, клюнула меня. Стоило моим пальцам приблизиться к пушистому боку, который с каждым днем становился все белее, как Цыпа издала долгий рокочущий звук, в котором ясно слышалась угроза: «Только тронь – я тебе глаза выклюю».

Я отступил – может, чуть быстрее, чем хотелось бы. Девочки засмеялись. Надо мной, а не вместе со мной. Пэм улыбалась. Они подшутили над Блайаном, и я только сейчас начал понимать, до какой степени.

– Брайан еще больший трусишка, чем Цыпа, – воскликнула Абигейл. Она не успела еще закончить эту мысль, как Каролина негромко закудахтала.

* * *

В следующие несколько вечеров я никак не мог выбраться в пригород: то званые обеды, то статьи, то еще что-нибудь, связанное с работой. Вырваться мне удалось только в пятницу, когда дети снова были у своего отца, а в доме Пэм царили тишина и покой. Мы пошли пообедать в один из тамошних ресторанов, мечтая взять что-нибудь невероятно заурядное, лишь бы сыру было побольше. Но обед был не главным: как бы сильно я ни любил детишек, мне всегда очень хотелось подольше побыть наедине с Пэм. Мы с нею разговаривали, шутили, смеялись, выпили немного. Вернувшись в дом, я ничего особенного не заметил.

Наутро же, отправляясь на прогулку с собаками, я увидел, что в гостиной нет привычной корзины. На душе у меня сразу посветлело, а в голове стали роиться веселые мысли. Значит, Пэм все же смирилась с мыслью, что Цыпе нужно жить на ферме. Там ей самое место, и от этого всем будет лучше. Я только никак не мог понять, почему Пэм мне ничего не сказала – ни сразу, когда избавилась от курицы, ни вчера вечером. Мы ведь говорим по телефону не меньше десятка раз на дню. Наверное, решила сделать мне сюрприз.

Я пытался обуздать нахлынувшую на меня радость, понимая, что так будет правильнее. Заглянул на кухню, Пэм была как раз там.

– А у нас чего-то не хватает? – поинтересовался я. Говори спокойно, Брайан, еще спокойнее.

Она ответила мне недоуменным взглядом.

– Цыпа, – уточнил я. – Куда девалась Цыпа?

Пэм так и красовалась в своем фирменном белом халате и брюках, да еще в толстом свитере. Даже если стояла жара в тридцать градусов, она ходила в этом с утра до вечера, а если уж хотела выглядеть игриво, то под белый халат надевала футболку. Волосы у нее сейчас были нерасчесанными, а глаза совсем сонными. Я ожидал: вот она сядет и начнет долгий рассказ о том, как грустят девочки, которым пришлось признать, что Цыпа должна вести естественную для нее жизнь курицы. Ведь нашелся добрый фермер, согласившийся взять ее к себе. Рассказа, однако, я так и не дождался.

– А! Она в гараже, – только и сказала Пэм.

Не такого ответа я ожидал, не на это надеялся, но все же с таким поворотом событий уже можно было мириться – Цыпа перестала быть комнатной курочкой, постоянно проживающей в гостиной. Мало того, ее переселение в гараж ясно показывало, что женщины с улицы Чекерберри-серкл начали уставать от непрерывно воркующей птички. У меня возникло предположение, доставившее немало радости: полпути пройдено, теперь и до фермы недалеко!