Наконец, именно он сменил отца на посту президента и главного управляющего «Кортни Энтерпрайзиз». Несмотря на то, что ему не исполнилось еще и тридцати лет, руководил корпорацией с многомиллиардным оборотом с теми же вдумчивостью, целеустремленностью и невероятным трудолюбием, с какими добивался всех поставленных перед собой целей. Но при этом никогда не забывал поздравить ее с днем рождения и немедленно откликался на любую просьбу Изабеллы, сколь бы обременительной или, наоборот, пустяковой она ни была. Она звала его «Плюшевым медведем», потому что он был большим, волосатым и уютным, и нежно любила.

Наконец, Майкл. Милый, добрый Майкл, семейный миротворец, вечно задумчивый, легко ранимый романтик, единственный из Кортни, кто, невзирая на уговоры и личный пример отца и обоих братьев, за всю свою жизнь не убил ни одной птицы, ни одного животного. Вместо этого он написал и опубликовал одну за другой три книги: сборник стихов и исследования по истории и политике Южной Африки. Две последние были запрещены усердными южноафриканскими цензорами за неподобающий подход к расовым вопросам и дух политического радикализма. К тому же Майкл был известным журналистом и заместителем главного редактора «Голден Сити Мейл», многотиражной англоязычной газеты, которая упрямо и открыто выступала против националистического правительства Джона Форстера и проводимой им политики апартеида. Разумеется, восемьдесят процентов акций «Мейл» принадлежали «Кортни Энтерпрайзиз», иначе Майкл не смог бы занять столь ответственный пост в столь юном возрасте.

В детстве Майкл был главным защитником, советчиком и доверенным лицом Изабеллы; к тому же, после бабушки — любимым рассказчиком. Она доверяла Майклу больше, чем кому бы то ни было, и если бы Шон не был таким замечательным, а Гарри таким милым и уютным, то Майкл наверняка стал бы ее самым любимым братом. А так она вынуждена была поровну распределять свою любовь между всеми тремя; однако в любом случае любила Майкла не меньше, чем остальных, и теперь, увидев его почерк на конверте, ощутила прилив нежности и одновременно острое чувство вины. Дело в том, что она не написала ему ни разу за последние шесть месяцев, с тех пор, как повстречала Рамона.

Второй абзац на первой странице письма тут же привлек ее внимание, как только она распечатала конверт; пропустила обычные приветствия и перешла прямо к нему.

«Отец говорит, что ты живешь затворницей на Кадогэн-сквер и денно и нощно трудишься над своей диссертацией. Я очень рад за тебя, Белла. Тем не менее, я уверен, что ты не занимаешь сразу все пять спален, и надеюсь, что смогу где-нибудь пристроиться. Пятнадцатого я прилетаю в Лондон и рассчитываю пробыть недели три. Не беспокойся, я практически все это время буду бегать по своим делам. Я уже составил график встреч и интервью, так что не буду обузой и не помешаю твоим занятиям…»

Ситуация несколько осложнилась; теперь ей придется по-настоящему поселиться на Кадогэн-сквер на время пребывания Майкла в Лондоне. К счастью, этот период совпадал с очередной зарубежной поездкой Района. В любом случае предстояла разлука с ним. Так что общество Майкла оказывалось даже кстати.

Она отправила телеграмму на адрес редакции «Мейл» в Йоханнесбурге и взялась за обустройство квартиры на Кадогэн-сквер, чтобы придать ей мало-мальски обжитой вид. До приезда Майкла оставалась ровно неделя.

— Придется дать кое-какие объяснения, — заявила она Рамону, похлопав по своему аккуратно выпирающему животику. — К счастью, Майкл всегда все понимает. Я уверена, что вы двое прекрасно поладили бы. Я хотела бы вас познакомить.

— Хорошо, я попробую закончить свои дела пораньше и вернуться в Лондон, пока твой брат еще здесь.

— О Рамон, дорогой, это было бы чудесно. Пожалуйста, попробуй.

Изабелла с нетерпением ждала, пока Майкл провезет свою тележку с багажом через ворота сектора международных линий аэропорта Хитроу; разглядев его в толпе, издала восторженный визг. Он сгреб ее в охапку, закружил, затем выражение его лица изменилось, он чрезвычайно осторожно поставил ее на землю; одного соприкосновения с животом было достаточно, чтобы понять, что к чему.

По дороге домой, сидя за рулем своего «мини», она во все глаза рассматривала его. Он был очень загорелым — это особенно бросалось в глаза жителю Лондона, отрастил длинные волосы по сегодняшней моде. Они ниспадали на воротник зеленой вельветовой куртки. Однако улыбка была такой же по-детски открытой, а взгляд синих, как и всех Кортни, глаз был лишен властной жестокости, свойственной остальным членам семьи, и взамен излучал какой-то мягкий задумчивый свет.

Она засыпала его вопросами о домашних делах, частично из неподдельного интереса, но главное — чтобы разговор не касался ее округлившегося живота. По словам Майкла, отец всецело посвятил себя своим новым обязанностям президента «Армскора». Бабушка с каждым днем становилась все более энергичной и деспотичной, правя Велтевреденом железной рукой. Дошла до того, что лично занялась выращиванием охотничьих собак и их обучением. Шон по-прежнему уничтожал отряды партизан и стада буйволов. Недавно он был назначен капитаном запаса «Баллантинских Скаутов», одного из элитных родезийских полков. Гарри только что осчастливил своих акционеров рекордными прибылями — уже шестой год кряду. Его жена Холли должна вот-вот родить. Все семейство на сей раз мечтало о девочке.

В этом месте своего рассказа Майкл многозначительно посмотрел на ее живот, но Изабелла, чтобы избежать объяснений, сделала вид, что полностью поглощена дорожным движением, и в конце концов благополучно довела «мини» до гаража, расположенного позади площади.

Майкл все еще не отошел от длительного перелета, так что она приготовила ему пенную ванну и принесла виски с содовой. Пока он нежился, она сидела рядом на крышке унитаза и болтала о всякой всячине. Ей никогда не пришло в голову находиться в ванной с Шоном или Гарри, но с Майклом они совершенно не стеснялись друг друга.

— Ты помнишь этот глупый детский стишок? — наконец перебил ее Майкл. — Как это там?

И сказал папа: «Точка, В животе твоем, дочка, Есть еще что-то, кроме еды».

Изабелла прыснула, ничуть не смутившись.

— Вот что значит натренированный журналистский глаз. От него ничего не укроется, правда, Микки?

— Не укроется? — рассмеялся он вслед за ней. — Да при виде твоего пуза мой натренированный журналистский глаз чуть на лоб не вылез!

— Прелесть, не правда ли? — Изабелла выпятила живот как только могла и с гордостью по нему похлопала.

— Потрясающе! — охотно согласился Майкл. — И я не сомневаюсь, что отец с бабушкой при виде его были бы потрясены не меньше.

— Но ведь ты им не скажешь, Микки?

— Ну, мы ведь никогда не выдавали секретов друг друга. Так было и так будет. Весь вопрос в том, что ты, собственно говоря, собираешься делать с… как бы это выразиться… окончательным продуктом?

— Продуктом? Это ты так обозвал моего сына и собственного племянника? Как тебе не стыдно, Микки. А вот Рамон называет это величайшем чудом и таинством мироздания.