Цун Ли бросился высвобождать девушку, но судья оттолкнул его.

— Не трогайте! — приказал он. — Вы можете причинить ей еще большие муки.

Тао Ган одну за другой снимал цепи.

— Это нужно для того, чтобы скрыть скобы, которыми она прикреплена к скале, — сказал он, показывая на полосы металла, охватывающие щиколотки, бедра, руки и запястья несчастной.

Пока он доставал свои инструменты, судья попытался высвободить наконечник копья. Брызнула кровь и запятнала выбеленную грудь. Вроде бы ранка была неглубокой. Судья согнул копье так, чтобы оно не касалось груди девушки, и резким движением переломил его надвое. Руки деревянного дракона рухнули на пол.

— Да, ему не откажешь в изобретательности, — прошептал Тао Ган, сняв металлическую петлю с бедра пленницы. Цун Ли рыдал, закрыв ладонями лицо.

— Помогите-ка мне! — крикнул ему судья, — Поддержите ее.

Пока поэт просовывал руку под спину девушки, судья помог Тао Гану удалить последнюю скобу, и втроем они осторожно подняли ее и положили на пол. Судья снял платок и прикрыл им девушку.

Цун Ли упал рядом с ней на колени и, гладя ее щеки, шептал нежные слова. Белая Роза их не слышала — она потеряла сознание.

Судья и Тао Ган вырвали копья из рук зеленоватых драконов, Тао Ган снял свою нижнюю рубашку и, прикрепив к двум древкам, соорудил носилки. Уложив на них девушку, он сделал знак Цун Ли, и вдвоем они осторожно ее подняли.

— Отнесите ее в комнату к барышне Тин, — приказал судья.

Судье пришлось довольно долго стучать, прежде чем барышня Тин, одетая лишь в легкую ночную рубашку, открыла свою дверь.

— Даже если бы вы были моим мужем» вы не врывались бы так бесцеремонно в мою комнату! — воскликнула она, взглянув на посетителя опухшими от сна глазами.

— Дайте нам пройти, — сказал судья, которому было не до объяснений. Актриса отступила, бросив испуганный взгляд на двух мужчин, которые внесли безжизненную Белую Розу.

— Немедленно растопите вашу жаровню, чтобы согреть комнату, — приказал судья, пока его спутники укладывали девушку в постель. — Вскипятите большой чайник чая и заставьте барышню Пао выпить несколько чашек. Не знаю, как долго она пролежала совершенно обнаженной в ледяном помещении, но боюсь, что может схватить воспаление легких. Смоченным в горячей воде полотенцем сотрите с ее тела краску. И будьте поосторожнее. Хотя на груди рана неглубока, на руках и ногах раны могут оказаться опаснее, чем выглядят. И еще одно дело. Не правда ли, будучи акробаткой, вы научились вправлять вывихи или смещенные позвонки?

Барышня Тин утвердительно кивнула.

— Хорошо, осмотрите ее спину и проверьте, не пострадал ли позвоночник. Я же пойду за лекарствами.

Не задавая лишних вопросов, актриса взяла бамбуковый веер и принялась раздувать угли в жаровне.

— Быстренько отправляйтесь за Каном, — сказал судья Тао Гану и Цун Ли, вытащив их в коридор, — Если по дороге увидите Мо Моте, хватайте его без лишних церемоний!

С трудом добрался он до своих покоев, где служанки открыли ему дверь.

В колеблющемся пламени свечей он разглядел, что на большой постели три его жены мирно спали, тесно прижавшись друг к другу. Стараясь не шуметь, он подошел к сундучку с лекарствами и нашел нужные ему примочки и мази. Обернувшись, он увидел, что его первая супруга проснулась и сидит в постели, прикрывая грудь ночной рубашкой. Чтобы ее успокоить, судья улыбнулся и быстро вышел.

Едва добрался он до второго этажа, как появились его посланцы.

— Кана нет в его комнате, — сообщил Тао Ган, — пропал и медведь. И никаких следов Мо Моте.

— Тем хуже, — ответил начальник уезда, — А теперь сходи за госпожой Пао и приведи ее сюда.

— Что за чудовище истязало Белую Розу?! — с гневом воскликнул Цун Ли.

— Скоро узнаем, — ответил судья. Возвратился Тао Ган.

— Ее дверь была заперта на ключ, но я взломал замок, — сообщил он, — Вещей нет. Остались только платья барышни Пао. Обе кровати этой ночью не были потревожены.

Судья ничего не ответил. Сцепив руки за спиной, он расхаживал по коридору.

Так прошло довольно много времени, но тут барышня Тин открыла дверь и дала ему знак войти.

Он подошел к кровати. Актриса откинула одеяло и подняла свечу. Белая Роза была по-прежнему без сознания, но, когда судья прикасался к оставленным металлическими скобами глубоким ранам, ее губы вздрагивали.

Судья достал из рукава небольшую коробочку.

— Растворите ее содержимое в чашке чая, — приказал он, — Это одновременно и успокоительное, и снотворное.

Он возобновил осмотр. Белая Роза была еще девственницей и, кроме синяка на левом виске, других следов насилия не было заметно. Сердце девушки билось неровно, однако внутренних повреждений вроде бы не было. Он осторожно втер мазь в кровоподтеки, наложил пластырь и, к своему удовлетворению, обнаружил, что на ранку от копья барышня Тин наложила яичную пленку. Снова накрыв девушку одеялом, он вынул из другой коробочки щепотку порошка, который всыпал в ноздри Белой Розы.

Актриса протянула ему чашку, в которой растворила снотворное. По знаку судьи она приподняла голову девушки. Дав ей выпить лекарство, судья присел рядом на край постели. Белая Роза открыла глаза и удивленно на него посмотрела.

— Позовите Тао Гана и Цун Ли, — потребовал судья, — Сейчас она будет говорить, и я хочу, чтобы они присутствовали в качестве свидетелей.

Актриса с беспокойством спросила:

— Вас не тревожит ее состояние?

— Не слишком!

Он похлопал ее по плечу и улыбнулся:

— Вы очень хорошо справились со своей задачей, дорогая, — заметил он.

— А теперь позовите наших друзей.

Когда она вернулась в сопровождении обоих мужчин, судья сказал Белой Розе:

— Тебе больше нечего бояться, мое дитя. Сейчас ты поспишь, и все будет хорошо.

Остановившийся взгляд девушки встревожил его.

— Поговорите с ней, — обратился он к Цун Ли.

Поэт наклонился к Белой Розе и произнес ее имя. Наверное, она услышала, потому что подняла глаза и спросила:

— Что случилось? Ох.., я вспоминаю! Это был кошмар!

Судья дал знак Цун Ли не отвечать. Юноша опустился на колени, нежно поглаживая руку девушки.

— Все позади, мое дитя, все позади, — успокаивающе сказал судья.

— Но я все еще их вижу, — воскликнула она. — Эти ужасные морды!

— Расскажи мне, — уговаривал ее судья. — Ты же знаешь, если дурной сон рассказать, он забывается, и его опасное влияние рассеивается. Кто привел тебя в галерею?