Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только радость нас с тобою ждёт. Нет, так ещё хуже. Только… смерть разлучит нас. Ага, как же. И любовь нас… Нет! И конец нам всем придёт? И машина нас собьёт? Слишком реалистично. Надо увеличить строку на один-два такта, может, в этом и кроется загвоздка.
В каждой капле он счастье… та-та-та-та несёт. Счастье, какое оно? Нет, лучше так: в каждой капле он счастья частичку несёт. Так несравнимо круче. Не гениально, но вполне приемлемо. Дождь приобретает иной смысл. Есть различие с концовками двух первых куплетов. То, чего он и добивался. А то никакого развития, ни намёка на оттенок.
Довольный собой, Денис изобразил из карандаша сигарету, пуская изо рта воображаемый дым. Мавр сделал своё дело. Мавр может приступать к припеву.
3
Умеренный зной плавно перетекал в вечернюю прохладу, вынуждая самых убеждённых домоседов выползать из душных квартир. Улицы и проспекты наводнены людьми, стремящимися запечатлеть недолгое лето. Обгоняя неспешные парочки, Денис успевал ловить на себе заинтересованные взгляды одиноких и не очень девушек разной степени привлекательности. Наверное, у них были причины обращать на него внимание. Перед выходом он принял душ и побрился так гладко, что кожа скрипела. На укладку волос с боковым пробором ушла хорошая порция воска. В голубых джинсах и серой футболке без рисунка он больше походил на беззаботного второкурсника, чем на человека, у которого скоро изнурительное выступление перед разношёрстной публикой.
Пространство заполняли споры не чуждой Денису любви. Флюиды влечения отдавались в грудной клетке волнительным эхом. Живот приятно сводило. Мысли о Веронике погружались на дно воспоминаний. Несмотря на это, сердце его оставалось наглухо закрытым. И как бы он ни торопил чувства, они находились в упадке. Музыка – вот что никогда не предаст.
Он прибавил звук, и Deep Purple загрохотали в наушниках с новой силой.
Если театр начинался с вешалки, то клуб-ресторан «Баттерфляй» – со светящейся жутковатым неоновым светом вывески. Мерцание фиолетовых ламп на фасаде становилось заметно ещё до того, как появлялась возможность прочитать название. Денис готов спорить, что вычурную конструкцию было видно из космоса.
Статусное заведение занимало отдельный этаж в нежилом здании в историческом центре города. Сотрудники попадали внутрь строго через служебный вход. Так делал и он дважды в неделю – развлекал посетителей на скрытом полумраком салонном рояле в углу большого зала.
Три тысячи рублей за вечер равнялись двадцати четырём тысячам в месяц. Недурно для четырёх часов с перерывом на перекус. Естественно, этому способствовали годы каторжных занятий. Но кого волнует подноготная мастерства. Всем нравится наконечник айсберга, вглядываться в мутную воду ни разу не увлекательно.
До раздевалки из кухни добирались невообразимые запахи свежеприготовленных блюд. Денис благоразумно поел перед выходом из дома, чтобы не так мучительно вдыхать пряные ароматы. Работнику полагался персональный шкафчик для вещей. Он пользовался шкафчиком под номером одиннадцать. Кодом к замку являлся год выхода его любимого альбома Time – «The Electric Light Orchestra»[19]. Из ценностей внутри: аккуратно висящий на плечиках классический чёрный смокинг с лацканами из атласа. В комплекте с однобортным пиджаком и зауженными снизу брюками шли белая рубашка и лакированные туфли. Само собой, чёрные. И куда же без галстука-бабочки, заранее завязанной, разумеется, ибо он это делал из рук вон плохо. Вечерний костюм придавал выступлениям флёр утончённой элегантности. Обязательный дресс-код для посетителей не вводился. В век слома традиций гости часто ужинали в джинсах и кроссовках на голую ногу. Костюмы скорее были исключением, чем правилом.
– Привет, Дэн. Как самочувствие?
Администратор зала возник в комнатке буквально ниоткуда, когда Денис при параде поправлял галстук перед зеркалом. Отражение менеджера едва помещалось в стеклянной глади. Кто-то явно проводил слишком много времени на здешней кухне.
– Привет, Борис. – Он чуть не оговорился, ведь за глаза его называли Жирный Борька. – Чувствую себя отлично. К чему вопрос?
– Всё должно работать по часам.
– За меня не волнуйся. Отработаю смену как положено. Все девчонки мои. Только не проси выйти на бис, имей совесть.
– Мы люди подневольные, – развёл управляющий руками-сардельками. – Попросят, будем плясать до второго пришествия. За это нам и платят.
– С удовольствием посмотрю, как ты танцуешь бачату. Ради этого можно и задержаться.
– Ты не в моём вкусе, Денис. И вообще, что это ты сегодня весь такой напомаженный?
– Всегда так выгляжу на вступлениях. Помогает отпугивать самодовольных идиотов. – Денис внимательно посмотрел на собеседника через зеркало. – Или нет. Я слышал шеф-повар объявил тебя персоной нон-грата на кухне?
Жирный Борька издал смешок, похожий на визг поросёнка.
– Твой язык достаточно острый, чтобы побрить мою задницу, – парировал он довольный собой.
– Горящая спичка справится с этим куда лучше, – отразил Денис выпад. – До меня дошли слухи, что кто-то ворует отходы из баков. Не знаешь, кто бы это мог быть?
– Ты переоцениваешь свою пользу для нашего чудесного ресторана, Денис. Смотри, как бы твои нежные пальчики не оказались покалечены.
– Ты угрожаешь мне?
– Забочусь о твоей безопасности.
– Спасибо, что просветил. А то я, грешным делом, начал думать, что ты со мной заигрываешь. – Денис повернулся наконец к визави и одарил его лучшей из своих улыбок. – Я бы остался с тобой поболтать, да надо работать. Кто-то ведь должен это делать.
Он протиснулся мимо грузного администратора, специально загородившего почти весь выход, неотразимо сияя в застёгнутом на одну пуговицу смокинге. Этот раунд остался за ним.
4
Тянущийся за линию горизонта зал был полон наполовину. Или наполовину пуст. Официанты грациозно сновали между столами, покрытыми скатертями, молочная белизна которых слепила глаза. Приглушённый свет массивных люстр погружал в атмосферу расслабленности. Панорамные окна открывали вид на соборную площадь. Шпиль нависавшего над площадью Спасо-Преображенского собора протыкал небо.
Антураж входил в стоимость блюд. Многие приходили в ресторан забыться от мирской жизни, еда часто оказывалась вторична. Не каждый мог позволить себе тратить четыреста рублей на тарелку супа.