Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне вообще-то тоже здесь делать больше нечего. Вчера после полудня, как вам уже известно, я смог выразить свою благодарность местному полицейскому. Мы выпили с ним по три рюмки за мое воскресение. Я поеду в Париж вместе с вами. У нас будет время поболтать. Я вообще болтливый. Если хотите, я расскажу вам об особенностях квебекского диалекта. В нем много специфических словечек.
Тошан произнес несколько фраз на квебекском диалекте, так забавно имитируя акцент своих земляков, что Эстер прыснула со смеху. Тошану она казалась очаровательной, и, зачастую легко поддаваясь женским чарам, он впервые за время общения с ней почувствовал смущение.
– Вам нет никакой необходимости меня эскортировать, – шутливым тоном сказала Эстер.
– Несомненно, но поездка в Париж в вашем обществе покажется мне не такой длинной. Если я вам надоем, перейду в другой вагон. Обещаю.
– Я напомню вам об этом вашем обещании, если вы будете уж слишком болтливы, дорогой друг.
Глядя друг на друга заговорщицким взглядом, оба улыбнулись.
Находясь весьма далеко от Монпона, Киона только что заснула, положив голову на плечо Делсена. Она сильно вздрогнула от видения, которое предстало перед ее мысленным взором, прервав сон: ее сводный брат Тошан стоял, ярко освещенный солнцем, возле красивой женщины, лицо которой было Кионе знакомо.
– Что с тобой? – проворчал Делсен. – Ты меня разбудила.
– Ничего, ничего, – сонно пробормотала Киона.
– Ну, тогда спи. Нам на этом поезде еще ехать и ехать. Мы прибудем к месту назначения завтра.
– Хорошо, Делсен.
Однако Киона, разволновавшись, осталась лежать с широко раскрытыми глазами. Эта женщина, которую она только что увидела своим мысленным взором и которой было на вид лет тридцать, почему-то вызвала у нее чувство тревоги. «Я не хочу, чтобы она приехала к нам! – мысленно сказала Киона самой себе. – Этого допускать нельзя!»
Она не смогла бы объяснить самой себе почему. Чувствуя сильную тревогу, она уставилась на профиль Делсена. Затем мало-помалу успокоилась, и эта незнакомка отошла в ее сознании на второй план. Только ее возлюбленный имел для нее по-настоящему большое значение. Убаюкиваемая равномерным покачиванием вагона, она в конце концов снова заснула.
Расположившиеся на соседней полке вагона китаец и китаянка – семейная пара – снова принялись разглядывать Киону, задаваясь вопросом, будет ли для них хорошей работницей эта странноватая и красивая молоденькая девушка. Впрочем, назад пути уже не было, и им придется так или иначе с ней уживаться.
Роберваль, дом семьи Шарденов, пятница, 14 июля 1950 года
Лора величественно восседала в кухне за круглым столом, за которым она и ее родственники сейчас завтракали. Планировка этого ее нового дома и ухудшающееся здоровье ее пожилой служанки привели к появлению у нее новых привычек. Не отводя своих светлых глаз от пара, поднимающегося над чашкой кофе, она рассказывала об этом Мадлен.
– Эта кухня не имеет ничего общего с кухней, которая имелась у нас в Валь-Жальбере, – она, кстати сказать, больше походила на какой-то не очень удобный офис. Здесь я распорядилась установить самое современное оборудование, и теперь мы можем готовить пищу и есть в одном и том же помещении. Большую часть времени нас только трое, и поэтому…
Индианка с вежливым выражением на лице взглянула на холодильник (представлявший собой узкий и довольно высокий шкаф ослепительно-белого цвета), а затем посмотрела на блестящую электрическую плиту и кухонный рабочий стол из полированной древесины. На крючках на стене висели новые медные кухонные инструменты. Они висели под полкой, на которой стояли фарфоровые сосуды с геометрическим орнаментом. Яркий солнечный свет проникал сюда через два больших окна и наружную застекленную дверь, выходящую в сад.
– Это все и в самом деле очень комфортабельно и практично, мадам, – закивала Мадлен.
Сидя на высоком стуле, маленькая Катери ела кашу из овсяных хлопьев, подслащенную кленовым сиропом. На ее груди висел слюнявчик. Она очень ловко орудовала ложкой.
– Какая она милая! – воскликнул Жослин. Его лицо было осунувшимся и бледным. – Я пожил на белом свете достаточно долго для того, чтобы дождаться появления своих внуков. Так что жаловаться мне не следует. А куда запропастилась Эрмин?
– Она скоро спустится сюда, месье, – ответила Мадлен. – Констан не хотел одеваться. Он частенько капризничает. Особенно тогда, когда рядом нет Тошана и, следовательно, некому его поругать.
– Какое все-таки это тяжкое дело – воспитание детей! – пробурчал Жослин. – Я из-за Кионы ночью не сомкнул глаз. Она, можно сказать, вонзила мне нож в спину!
Лора подняла глаза к потолку, а затем намазала черничным вареньем свой бутерброд с маслом.
– Мой бедный Жосс, я не устану повторять: ты пожинаешь то, что сам посеял!
– Я это уже понял, а ты только и можешь, что твердить мне о моих ошибках. Самое же печальное – то, что ты получаешь от этого удовольствие. Мне даже кажется, что ты радуешься моему горю.
Катери посмотрела с недовольным видом на этих двух взрослых, которые, по ее мнению, разговаривали уж слишком громко. Мадлен успокоила ее поглаживанием по щеке. Лоранс в этот момент спустилась по лестнице. Она была одета в бежевые полотняные штаны и голубенькую кофточку. Ее волосы были собраны в хвост на затылке и завязаны синей ленточкой.
– Добрый день! – сказала она приглушенным голосом. – Бабушка, мне нужно отнести тарелку Мирей. Она жалуется на боли в спине.
– О господи, каким беспомощным становится человек, когда стареет! – посетовала Лора. – Но я буду заботиться о ней до конца ее дней, я в этом даже поклялась. Отнеси ей еду помягче, а иначе она, бедняжка, скоро еще и сломает себе какой-нибудь зуб.
Тут, в свою очередь, появилась Эрмин – в белом платье и с волосами, собранными в пучок. Она шла с измученным видом, держа за руку Констана.
– Этот гадкий мальчишка еще и дуется! Он отказывался расчесываться и надевать кофту. Все никак не могла его уговорить.
– Нужно было проявить твердость, дорогая моя, и шлепнуть его хорошенько, – покачала головой Лора.
– Но сама ты почему-то не использовала подобные методы по отношению к Луи, разве не так? – огрызнулась дочь Лоры. – Ты явно его баловала и выполняла его малейшие прихоти.
– Вовсе нет!.. Ну ладно, моя дорогая, давай не будем ссориться. Ты ведь не для этого сюда приехала. Я рада, что у меня будет возможность общаться с тобой в течение трех недель. Так что давай будем жить дружно.
Эрмин расположилась между своим отцом и Мадлен и налила себе чаю.
– Прости меня, мама, у меня просто сейчас не самое лучшее настроение. Вчера вечером мне еще раз звонил Тошан. Мы смогли поговорить с ним уже подольше. Он отнюдь не обрадовался, когда узнал, что Мари-Нутта осталась в Квебеке и что присматривать за ней будет одна лишь Бадетта. Тем не менее он отказывается приехать сюда раньше, чем планировал. Впрочем, ему, может быть, станет совестно, и он все-таки вернется поскорее.