видеочата. Я даже не могла назвать его ранним, так как было уже за полночь, когда мы разговаривали. Это было слишком интимно для двух незнакомцев, которые даже не нравились друг другу.

Я только что закончила штурмовать кухню «Связанных», где обнаружила ожидающих меня Лорена и Хьюстона, но Джерико не было. Где он? Я хотела спросить, но понимала, почему это было бы неразумно. Вместо этого я проигнорировала Лорена, который был занят приготовлением завтрака на плите и притворилась, что это вообще не он посадил этот росток.

— Ты заставляешь меня бросить «Суккулент»? — потребовала я у Хьюстона ответа.

Он, казалось, не удивился, что я вошла с оружием наперевес, отчего у меня внутри все сжалось от ужаса, когда он бросил на Лорена обвиняющий взгляд. Очевидно, он уже знал, кто проболтался.

— Это не стояло на первом месте в моем списке дел.

Это был весь ответ, который он дал. Не ударить Хьюстона становилось полноценной работой.

Лорен отвернулся от плиты, переложил дымящуюся порцию яиц на тарелку и пододвинул ее ко мне. Казалось, его нисколько не беспокоила надвигающаяся буря или тот факт, что я его сдала. Меня раздражало, насколько самоуверенными могли быть эти ребята. Они были избалованы, наделены правами, и в них было больше высокомерия, чем в воды океане. Хоть бы раз я хотела проникнуть к ним под кожу так же легко, как они проникли ко мне.

— Я бы спросил, почему Лорен предупредил тебя, — протянул Хьюстон, — но я уже знаю почему.

К сожалению, Хьюстон не предпринял никаких попыток объяснить это мне. Мне было больше, чем просто любопытно. Я была одержима. Они недвусмысленно ненавидели меня, но дело было не только в этом. Я никогда раньше не занималась сексом на почве ненависти, и это быстро вознеслось на вершину моих фантазий.

— Есть ли какая-то причина, по которой ты чувствуешь привязанность к этой работе, чтобы сохранять ее во время репетиций и гастролей с нами? — вместо этого спросил Хьюстон.

— Дело не в этом. Я должна сама прийти к этому решению.

— И почему ты до сих пор этого не сделала?

— Потому что турне не начнется еще три месяца. До тех пор мне все еще нужно содержать себя. Я даже не знаю, когда мне за заплатят, — Лейбл предложил мне аванс, который я не получу до начала тура.

Пододвинув папку из плотной бумаги, которая уже ждала на стойке, Хьюстон бросил на меня многозначительный взгляд, когда я просто перевела взгляд с нее на него. После недолгого состязания в гляделки, которое я проиграла, я вздохнула и открыла ее.

Внутри были бланки с запросом моей финансовой и налоговой информации и что-то похожее на предложение зарплаты мне за репетиции. Она была более чем великодушная и совершенно неожиданная. Когда я подняла глаза, в них явно читался вопрос, потому что Хьюстон ответил прежде, чем я успела его озвучить:

— С этого момента мне нужно, чтобы ты была сосредоточена и предана делу, — невысказанное «нам» явно подразумевалось.

— Это большие деньги.

— Согласен, — вмешался Лорен. — Хьюстон, кажется, считает, что ты того стоишь.

Думаю, мы вернулись к началу, когда Лорен оскорблял меня на каждом шагу. Он был далек от того обеспокоенного друга, которым он обманом заставил меня думать, что мог бы быть прошлой ночью.

— Это еще предстоит выяснить, — возразил Хьюстон. — Тем не менее, мы договорились?

Как я могла отказаться от такой суммы денег в обмен на увольнение с работы, которую я ненавидела? Это должно было быть несложно, так почему же я колебалась?

Возможно, это было потому, что они все решили это за меня, даже не подумав включить меня в обсуждение. Мне не понравилось подобное своеволие, даже если оно было обернуто красивым бантом.

— Что, если я не хочу увольняться с работы? — я спросила их.

— Такой вариант не рассматривается, — ответил Хьюстон, доказывая мою правоту.

— Вот почему мы платим тебе больше, чем ты стоишь, — добавил Лорен. — Так что у тебя нет причин говорить «нет».

— Одну я могу придумать, — подняв их предложение, я разорвала его пополам с улыбкой, которая заставила бы Мисс Америку выглядеть недовольной. — Вы оба можете поцеловать меня в задницу.

— С удовольствием, — мягко и немедленно ответил Лорен.

— Я уйду из «Суккулента» и посвящу себя этой группе, когда вы трое проявите ко мне хоть немного уважения.

Лорен фыркнул. Хьюстон уставился на него.

— И ни минутой раньше.

Не обращая внимания на тарелку, полную дымящихся яиц, я оттолкнулась от островка, который отделял меня от них. У входа я оглянулась через плечо. Оба все еще стояли на том же месте, наблюдая за мной так, словно я была каким-то мистическим существом, которое они только что обнаружили.

— Идем?

ТРИНАДЦАТЬ

Я начал думать, что мой совет Брэкстон принес больше вреда, чем пользы. Она настояла на своем и привлекла наше внимание.

Оказывается, это было гораздо большее, чем она рассчитывала.

С тех пор как она отказалась увольняться с работы, Хьюстон не собирался сдаваться, независимо от того, насколько улучшилась ее игра. Ни разу — ни на секунду, ни на час, ни на день за прошедшие с тех пор недели. Если бы Хьюстон и дальше не продолжил наседать на ее задницу, он был бы у нее в заднице. Без сомнения, эта мысль приходила ему в голову раз или два.

По крайней мере, сегодняшний день дал бы ей некоторую передышку, так как у нас была наша первая фотосессия и интервью с Брэкстон.

Пока журнал, которому был обещан эксклюзив, все настраивал, я заметил знакомое лицо, входящее в «У Клайва». Я подпирал одну из потрескавшихся бетонных стен, которую владелец пытался украсить плакатами знаменитостей, неоновыми вывесками и фотографиями посетителей и сотрудников. Лепной потолок выглядел так, словно мог обрушиться в любой момент, а пол — словно его никто не чистил с момента открытия тридцать лет назад.

Это был самый захудалый бар, который журнал смог найти в Лос-Анджелесе, а Брэкстон занимала центральное место в объявление открытия секрета «Связанных».

Я фыркнул.

Если бы мы не заключили сделку с «Гениями» пять лет назад, этого бы сейчас не происходило. Это не стало бы нашей реальностью.

— Мир, должно быть, в огне, если ты потрудился явиться лично, —

поприветствовал я приближающегося ко мне мужчину в синем костюме, сшитом на заказ.

Как обычно, он забыл о галстуке, поэтому несколько верхних пуговиц его белой рубашки и пиджака были расстегнуты, обнажая темно-коричневую кожу груди. Ксавьер