В распоряжении американцев и англичан находилось чуть более трехсот солдат, а также по одному военному кораблю. Первыми откликнулись американцы. По инициативе их консула в Шанхае было объявлено военное положение и затребованы маньчжурские войска, поскольку китайские подразделения шанхайского гарнизона перешли на сторону восставших.

Захватив власть в городе, восставшие немедленно направили делегацию в Нанкин, выражая желание присоединиться к тайпинам и действовать в дальнейшем сообща. Но вожди тайпинов, поразмыслив, решили, что им не по пути с восставшими и ответили отказом. Последним оставалось рассчитывать лишь на свои силы.

Прибывшие маньчжурские войска, которых американцы и англичане снабдили оружием и боеприпасами, установили блокаду Шанхая и с моря, и с суши. 3 декабря 1853 года они попытались взять город штурмом. Но безуспешно. Повстанцы продолжали удерживать город и в первые месяцы 1854 года и сдали его лишь после прямого вмешательства европейцев.

Отказав шанхайским повстанцам в помощи, тайпинцы «потеряли лицо» в глазах многих китайцев. Вскоре против них с оружием в руках выступили те, кто когда-то активно сражался с ними бок о бок против маньчжурских инородцев. Крупные землевладельцы, торговцы, ростовщики, шэньши стали создавать собственные, независимые от маньчжуров «добровольческие армии» для борьбы с тайпинами. Это были не разложившиеся войска Цинского двора, а хорошо организованные и вооруженные боеспособные армии.

Одним из первых организаторов «добровольческой армии» стал шэньши Цзэн Гофань. В 1855 году армия Цзэн Гофаня вытеснила тайпинов с территории трех провинций — Хубэй, Хунань и Цзянси, затем еще двух Чжэцзян и Цзянсу. Судьба тайпинов выглядела все более предрешенной, хотя время от времени им удавалось добиваться локальных побед. Понимая это, «братья по вере» англичане и французы — предали забвению «дружественный нейтралитет», который они официально поклялись соблюдать в противостоянии тайпинов с маньчжурами. В Шанхае появился первый отряд наемников из числа европейцев. Командиром отряда стал американский авантюрист Уорд. Его первой победой было взятие города Сунцзяна. Так тайпины впервые столкнулись с европейцами и американцами.

Англо-французские войска, которые дислоцировались в Шанхае, Нинбо и других портовых городах Китая, возглавил командующий военным флотом Англии адмирал Хоп. В 1861 году он направил тайпинам наглый ультиматум: возместить европейцам убытки, понесенные ими от грабежей; обеспечить свободное, беспрепятственное плавание иностранных кораблей по Янцзы; не приближаться ближе чем на 100 ли к открытым портам (Шанхаю, Ханькоу и др.). Тайпины решительно отвергли этот ультиматум. В ответной ноте они заявили, что армия Тайпин тяньго никогда не занималась «грабежами» и, следовательно, первое требование о возмещении убытков направлено не по адресу. Были отвергнуты и другие требования.

Получив отказ в своих наглых требованиях, бывшие «братья по вере» перешли в наступление. В феврале 1862 года в Шанхае состоялось совещание консулов Великобритании, Франции и США с участием военных, которые предложили конкретный план прямых военных действий против тайпинов, поименованных «мятежниками». В них приняли участие регулярные войска под командованием английского адмирала Хоупа и французского адмирала Протэ. Их общая численность составляла несколько тысяч прекрасно обученных и вооруженных солдат. На подхвате действовали наемники Уорда. Не сбавляли активности и армии Цзэн Гофаня.

В 1866 году в провинции Фуцзянь состоялся последний бой последнего отряда тайпинов. Само слово «тайпин» исчезло из официальных документов Поднебесной.

Эксперимент с «христианством с китайской спецификой», проводившиеся Хун Сюцюанем и его сподвижниками в течение четырнадцати лет, воспринимался в интеллектуальных кругах китайского общества далеко не однозначно. Большинству, если не всем, явно импонировала его четко обозначенная антиманьчжурская окраска, но также явно претило нерасчетливое, морально непродуманное заигрывание с колонизаторами, наглядно продемонстрировавшими, что «строгие конфуцианские принципы сами по себе бессильны против таких вещей, как пушки и корабли». Отсюда и достаточно спокойная оценка тайпинского движения, например Куй Хунмином.

Авторитетнейший в те годы публицист усматривает закономерность того, что восстание тайпинов началось на юге Китая, поскольку там сильнее всего было «цивилизаторское влияние иностранной торговли и английского опиума». Маньчжурская династия, по его словам, «из-за недостатка благородных характеров, способных направить трудовые усилия народа к достойной цели», оказалась бессильной противостоять возвышению компрадорской буржуазии, распространившей вокруг себя разврат и обнищание народа. «Прорыв» образовавшегося в китайском обществе «гнойника», как подчеркивает Кун Хунмин, «известен сейчас под именем восстания тайпинов». Очутившись фактически отстраненной от управления государством, вдовствующая императрица Цы Си была вынуждена облечь диктаторскими полномочиями Цзэн Гофаня, под руководством которого китайские ученые «благодаря своему интеллектуальному превосходству… потушили пожар восстания».

В жизни чжунхуа — «срединной нации китайцев» бывало всякое. На нее нападали соседние племена. И она на них нападала. Не раз и не два ее намеревались поработить. Но всякий раз кончалось тем, что она поглощала агрессоров, окитаивала их. Но не избежала она и междоусобиц. И тогда жесткое централизованное правление, зиждившееся на четко иерархированных структурах, прерывалось порой настолько разрушительными беспорядками и хаосом, что контуры центральной власти едва просматривались. И тем не менее всегда, в любых обстоятельствах чжунхуа ощущала себя единым этносом с единой культурой и традициями, всегда жила по этико-моральным принципам своего Учителя. Так было, как уже говорилось, даже тогда, когда на троне Поднебесной восседали монголы или маньчжуры. Примечательно в этой связи высказывание американского китаеведа А. Фейервервера о том, что Китай никогда не был «столь традиционным» в политическом, социальном и культурном отношениях, как при правлении инородной маньчжурской династии Цин (16441911 гг.).

Выше отмечалось также то, каким видела чжунхуа миропорядок и свое место в нем: она — в центре Вселенной, остальные — на «окраине»; она — правитель, остальные — ее вассалы. Говорилось и о том, сколь велик был вклад чжунхуа в развитие мировой цивилизации. Таковы факты. И они неоспоримы, как неоспоримо и то, что в результате гипертрофированного самомнения, выразившегося в конечном счете в герметической самоизоляции, положение чжунхуа на мировой сцене изменилось на 180 градусов. Впервые за 40(!) веков своей истории Поднебесная превратилась в одну из «окраин» Вселенной, в огромный резервуар поглощения английского опиума, духовно и физически растлевавшего ее жителей, в торгово-сырьевой придаток мирового капиталистического хозяйства, в поставщика дешевой рабочей силы, в частности, в США. Именно это со всей очевидностью произошло в середине XIX века, после того, как китайская стена самоизоляции была взломана агрессией Англии, затем Франции, США и прочими «варварами».

Империалистическая агрессия превращала Срединное государство в полуколонию или, как выразился Сунь Ятсен, в «коллективную колонию», а китайское общество — в полуфеодальное, поскольку в сельском хозяйстве основе всей экономики Поднебесной — капитализм так и не стал системообразующим фактором и главенствующие позиции занимали традиционные, устаревшие, рутинные формы ведения хозяйства.