же там происходили за войны в общем коридоре… Мои дворовые игры и «Казаки Разбойники» просто тихонько курили в сторонке. Чуть ли не каждый день какой-нибудь бедолага падал, разбивая что-нибудь или ударяясь головой обо что-нибудь, когда его толкнули или поставили подножку, крик и ор стояли на всех этажах. Это было самое настоящие дикарство. Наш 1-й класс был более смирён, чем все остальные. Думаете это потому, что мы просто по природе своей были такими и использовали всю свою энергию прогрызая путь в светлое научное будущее? Нет, нет и еще раз нет. Просто рядом с нашим классным кабинетом был кабинет завуча начальных классов, и стоило нам в наших криках добавить чуть-чуть децибел, как тут как тут появлялась ответственная за дисциплину, и мы получали замечание, даже, когда сидели просто в классе и громко что-то обсуждали. Но не всегда нагоняй мы получали только от нее. По другую сторону от нашего королевства тишины находился кабинет психолога, где иногда занимались дети, и мы своим криком им, конечно же, мешали, и вновь нас пытались успокоить. Но мы же дикари, нам нужно было что-то делать после того, как столько энергии сосредотачивалось в организме в процессе целого урока. Да, у нас были физ. минутки прямо в классе во время урока, но разве эти минутки могли разгрузить столько, сколько было в нас тогда? Остальные ребята, кто был с нами в детском саду, учились в параллельных классах, поэтому было грешно не побегать с общей массой, играя в какие-то непонятные «Догоняжки», где все против всех, и каждый сам за себя. И, все равно, какими бы горячими и активными мы тогда не были, наша энергия расходовалась, и, приходя домой после продленки, появлялись какие-то дела, и на улицу нас выходило все меньше и меньше. Да и ребята, кто учился в классах постарше, имели уже более серьезные задания: «жи» «ши» написать с буквой «и» или еще что-нибудь, а не складывать яблочки между собой и учить маму правильно мыть раму. Началась более взрослая жизнь, чем до этого. Мы знакомились с новым, и время спешило научить нас многому, не обращая внимания хотим мы этого или нет. Я тогда еще занимался тхэквондо, поэтому времени как-то особо не было гулять.

А, когда на осенних каникулах у меня появлялось время на занятие своими делами, я просил у родителей денег и отправлялся уже протоптанной тропой на игру в компьютерный клуб оттачивать свои игровые навыки. Иногда я мог туда прийти просто посмотреть, как играют другие ребята, иногда со своими дворовыми ребятами. Однажды была переломная ситуация, которая зародила знакомство с одним из держателей клуба. Я был там частым посетителем, и вот, в очередной раз, когда у меня закончилось время, и я стоял в сторонке, поглядывая, как играют остальные, владелец клуба подошел ко мне и предложили — когда ребята закончат игру, а он будет собираться домой, подсчитывая свои бумаги, я помог ему подмести пол за пол часа игры. Я быстро сориентировался, что в этом нет ничего зазорного и выполнил просьбу. А, чтоб его не задерживать, мы перенесли наш договор на следующую его смену. Я пришел в следующий раз, и, когда одна из приставок оказалась свободной, я присел на пол часа и поиграл. Потом как-то я пришел поиграть, и через 10 минут моего времени пришли старшие ребята и начали утверждать, что занимали приставки уже давно, чтобы поиграть толпой, он решил с ними не ссориться, а попросил меня, чтоб я уступил им, а потом пообещал, что мы обязательно сочтемся. Я согласился, он вернул мне деньги, и я пошел гулять, придумывая стратегии игры у себя в голове, и играл в нее без джойстика и без экрана. И как-то так получалось, что я приходил играть за деньги, но иногда, когда было мало народу, он продлевал мне на десять, на пятнадцать минут время. Очень добрый был этот товарищ, не преследующий каких-то корыстных целей, жаль, что позже наши дороги разошлись, но он сделал много доброго в моей жизни.

Зимой, этого же года мы поехали в Назарово на зимние каникулы. В этот раз со мной были дедушка и бабушка. Зимой, как оказалось, там было еще веселей и интересней, чем летом. Вместо клумб, которые постоянно были с цветами, стояли огромные горы снега. Мы соответственно первым делом с сестрой организовали там шалаш. Вигвам для подростковых строителей. Качель не наскучивала нам, и теперь мы, набрав снег перед ней, прыгали по очереди в этот огромный сугроб. Тогда-то и произошла одна запоминающая для меня история. Старшие наши родные вышли из дома, немного отметив какой-то праздник, а мы веселые качались на качели, прыгая в сугроб. Дед подошел к нам и говорит: «Так, давайте я теперь тоже попробую». Мы посмеялись и слезли с качели. Собрали кучку снега, куда обычно мы выпрыгивали, и он сел, начиная раскачиваться. Я подошел к бабушке что-то ей сказать, но помню точно, что идея с прыжками мне не очень понравилась. Дед хорошенько раскачался, оттолкнулся и совершил прыжок. Но прыжок его был не так хорош, как скорость качели, потому что он прыгнул не в момент, когда качель была на пике, а тогда, когда она пошла на обратный ход. И, когда он приземлился, я думал, что произошла беда, так как он не долетел до того места, где мы обычно приземлялись, а оказался немного ближе к качели, и почему-то он совсем не собирался вставать и идти, возможно, он ногу подвернул тогда, я его об этом не успел спросить. Как только я осознал, что качель сейчас пойдет в обратную сторону, у меня дыхание перехватило. Остальные взрослые на лавочке и немного навеселе умирали со смеху от нелепости полета, как и в тот раз, когда мой показ езды на велосипеде оказался не так хорош, как я ожидал. Хорошо, что мои физические расчеты были неверны. Качель прошла в сантиметрах десяти от шапки, и дед каким-то чудом не получил по затылку от массивной сидушки, которая летела на скорости как таран. Я помню, что тогда расплакался и сказал сидящим на лавочке: «Зачем вы смеетесь? Его же могло убить», — и сильно тогда на всех обиделся. Они правда только после сказанного мной осознали всю серьезность события. Ну хорошо, что после этого случая все остались живы и здоровы.

Когда мы вернулись назад в город, я с ребятами начал ходить на горки, которые у нас устанавливали на главной