полноценными существами, они принадлежали этому миру. И она должна соединить два мира, даровать всем покой.

Иногда Эрик уходил, оставлял ее в парке или в садике, усадив на расстеленной скатерти для пикников в красную и белую клетку. Вместе со встречей с ней ему явилась история, и он вынужден был уходить, чтобы перенести ее на бумагу. Он писал по старинке, на немецкой печатной машинке, которой было лет сто, — большая, массивная, черная, страшно шумная. Вера его отпускала, оставаясь сидеть неподвижно, как изображение на картине Эдуарда Мане, разве только одетая.

Но внезапно все очарование ее подготовки стать царствующей особой бытия и небытия, царицей двух миров — загробного и живого — рухнуло, разбилось вдребезги. Она услышала среди прочего городского шума грохот мотоцикла Эмиля. Тот бросил своего железного Боливара прямо в траву рядом со скатертью и подлетел к ней, присев рядом.

— Вера, нам надо поговорить, — выдохнул он с горящими глазами.

Вере показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она повернула к нему голову, не меняя позы. Эмиль являлся частью чего-то давно минувшего, она совсем позабыла, кто он и что собой представляет.

— Что ты делаешь? — в недоумении спросил он, шарахнувшись от нее и оглядев так, будто она была гипсовым изваянием.

— Я изображаю «Завтрак на траве» Эдуарда Мане, — ответила она и удивилась своему голосу. Где-то она уже что-то похожее слышала, но где… Ах да, точно таким же тоном Кай отвечал Герде: «Я собираю из этих льдинок слово „Вечность“».

Он выдернул ее запястье из-под подбородка, локоть соскользнул с согнутого колена.

— Немедленно прекрати! — В глазах Эмиля застыл ужас.

Что такого? Может, она все-таки не одета? Вера медленно опустила голову и посмотрела на свое белоснежно-прозрачное, как греческая туника, платье, купленное в «Бон Марше», — подарок Эрика. Слава богу, одета, хотя грудь видна… и на ней нет белья. Видимо, Эмиля оскорбляет вид женского тела. Значит, он ханжа, но это его проблемы.

— Он накачал тебя наркотиками и афродизиаками! — зашипел Эмиль, схватив ее за руку. — Немедленно идем.

— Куда?

— В больницу. Тебя надо прокапать… Чтобы убрать из крови всю эту дрянь.

— Ты с ума сошел! Я больше на тебя не работаю. Уходи. Он будет очень расстроен. Это он меня так посадил… Я должна дождаться. Я — «Завтрак на траве». Он будет огорчен.

— Ты сама себя слышишь? И прекрати стрекотать по-русски. Я плохо понимаю.

— Я говорю по-русски? — Она в недоумении посмотрела перед собой, ища в воздухе ответ.

— Ты сидишь в центре Парижа полуголая и несешь чушь, разговаривая по-русски. Тебя загребут в эмигрантский отдел. Давай вставай… Уходим сейчас же.

— Нет. — Она в ярости выдернула руку. — Я буду кричать. Не смей меня трогать.

— Послушай. — Эмиль подсел к ней на скатерть, опустившись на колени, и, как буддисты, сложил руки лодочкой. Глаза стали невероятно прозрачными и спокойными, рот сжат, в лице ни кровинки.

Вера уставилась на его рот.

— Послушай то, что я сейчас тебе скажу, — медленно произнес этот тонкогубый бескровный рот, отделенный от лица. Ей показалось, что она говорит с Чеширским котом. — Ты была живцом. Эрик Куаду — извращенец, возможно, маньяк… знаменитый «Призрак Тюильри»!

— Кто?

— Это одно старое дело об убийствах молоденьких девушек с 1999-го по 2005-й… Куаду подозревают в нем. Он не был пойман, а теперь постарел и тешится лишь тем, что устраивает костюмированные перформансы, за которыми наблюдает из окон своей квартиры. Отлавливает незадачливых восторженных дуро… девушек, очаровывает их, опаивает наркотиками, предлагает стать королевой своего сборища и гоняет по парку ночью в тяжелом платье. Он выпускает собак, девушка, до смерти перепуганная, израненная от бега, переживает смертельный ужас. К утру он ее отпускает. А потом делает вид, что незнаком с ней. Она отходит от наркотического тумана, плохо все помнит, не может на него никуда пожаловаться, потому что нет никаких доказательств. Проходит неделя… Даже если он ее трахал, то все, что в ней оставил, кануло в небытие.

Вера, чуть протрезвев от этого рассказа, сидела неподвижно. Она перестала пялиться на смешно двигающийся рот Эмиля на слове «королева» и перевела взгляд на глаза. Они у него были зеленые. Это такой странный контраст — прозрачная радужка и черные иглы торчащих, как у Соника[12], волос. Может, они с сестрой инопланетяне?

— Откуда ты знаешь, что я стану королевой?

— Он уже успел предложить тебе это?

— Я собираюсь пройти испытание. Призракам, невинно убиенным нужна вера. Это как виллисы в «Жизели», они не успокоятся. Им нужна предводительница! Я готовлюсь ею стать.

— Никаких призраков нет, это такие же извращенцы, как он сам. Сборище психопатов, помешанных на искусстве. Они издеваются над жертвой, может, все по очереди, а потом смотрят, как она убегает от собак.

— Откуда тебе все это известно?

— Две девушки — наверняка было больше, а среди них сестра второго пропавшего мальчика — обратились ко мне в агентство с одной и той же историей, от которой волосы встают дыбом. Неужели уважаемый человек, писатель, лауреат многих литературных премий, преподаватель лицея мог позволить себе такие извращенные игры?

— А мальчики? — внезапно вспомнила Вера. — Он убил их?

— До мальчиков мы еще не добрались. Они на очереди. Сначала надо поймать этого извращенца, узнаем наверняка, он ли — «Призрак Тюильри», и тогда…

— Эрик Куаду не извращенец, нет… и не убийца! — Она мотнула головой. Мозг с трудом складывал происходящее в более-менее ясную картинку. — Ты меня нанял быть живцом?

— Да! — излишне громко и радостно ответил Эмиль, но только лишь потому, что ему наконец удалось достучаться до ее опьяненного мозга. — Прости!

— Ты меня использовал?

— Прости, пожалуйста! Я уже тысячу раз пожалел…

— Это потому, что я русская? Ты считаешь меня дурой? — Она постепенно распалялась.

— Нет! Мне была нужна красивая девушка… Необязательно русская. Но иностранка, чтобы у нас не было проблем. Ведь, сама понимаешь, ты ложишься к нему в постель по своей охоте. Он мастерски соблазняет.

Вера подняла руку и отвесила Эмилю тяжелую пощечину. Тело с трудом ей подчинялось.

— Ты кем себя возомнил? — Рыдания подступали к горлу. А может, это был смех? Ей все еще казалось, что она спит и видит сон. Что происходит?

Она еще раз посмотрела вниз, на свое платье, и удивилась его неприличной прозрачности. Господи, она ведь без нижнего белья!

Эмиль сидел неподвижно, смежив веки, на его бледной щеке обозначилась ярко-алая пятерня.

— Как я могла поверить человеку, который так рьяно выступал против лжи, — пробормотала Вера, говоря скорее сама с собой. — Ты, знаешь, кто?

— Я это заслужил. Прошу у