ночных клубов. Она вошла в какую-то залу: ощущалось широкое пространство, было холодно, из-под маски виднелся мерцающий свет множества свечей.

Наконец кто-то развязал ей глаза. По обе стороны от нее стояли красные фигуры палачей в высоких колпаках-масках с разрезами для глаз. При их жутком виде Вера ощутила, как трезвеет, волнами тошноты накатывает ужас, ее решимость стала просачиваться в бреши, оставленные наркотиком, у которого имелся свой срок действия.

Зала была огромная, выложенная камнем, возможно, это один из подвалов Лувра, или просто муляж. Сводчатые потолки озаряли тысячи зажженных свечей. Нет, кладка старинная, настоящая, как в одном из тех залов, где находился старинный донжон.

У стен выстроились фигуры в карнавальных костюмах — начиная с египетских, вавилонских, античных туник, заканчивая платьями с высокими каркасными воротниками, турнюрами и париками времен Помпадур. Какое-то дикое смешение эпох. Фигуры были странно неподвижны, каждая приняла причудливую форму, будто застыла в менуэте. Может, это манекены? Вера не могла разглядеть их лиц — на каждом маска. Внезапно одна из фигур дрогнула и отделилась от общей массы, приблизилась к Вере. Парик, черная кружевная маска на молоденьком, набеленном лице. Присев в глубоком реверансе, она подала серебряную чашу, взяв ее со столика, стоявшего слева. Один из палачей разрезал тонкий шнурок на запястьях за спиной, второй — веревку, болтавшуюся между щиколоток.

Опять наркотик.

Вера выпила залпом, как гусар, боясь: если начнет трезветь, то струсит. Вперед! Ей ничего не сделают, ничего! Куаду прекрасно знает, что она иностранка, если поднимет шум, ему несдобровать. Он не посмеет ее тронуть. Это просто игра.

Послышался лай собак.

Сердце Веры забилось сильнее. Но страх быстро перетек в торжественность — начало действовать неведомое ей вещество.

Она станет королевой бала. Королевой у Сатаны!

Девушка, что подала ей вино, вновь сделала реверанс и взмахнула рукой.

— Да здравствует королева! — Голоса грохнули так неожиданно, что Вера вздрогнула и накрыла грудь руками. В первое мгновение ей показалось, что это выстрелы, причем из пушек.

Девушка в парике и маске, с набеленным лицом вынула из рукава ножницы и стала медленно, начиная с подола, разрезать тунику на Вере. Лезвие легко скользило по прозрачному шелку, холодя кожу, заставляя дрожать. Как разрезали чулки и отняли телефон, она уже не заметила.

От стены отделились еще несколько фигур, принесли кувшины с чем-то остро пахнущим. Возле Веры поставили небольшую стремянку, кто-то позади нее взобрался по ступенькам и занялся ее волосами, собирая прядки наверх, вплетая какие-то проволоки. Две другие фигуры принялись обливать ее чем-то теплым и липким. Это было масло. Ее кожа засверкала. Несколько ловких пар рук скользили по телу, втирая благовония. Первые мгновения Вера дрожала, но вскоре ее кожа согрелась, а потом стала пылать так, будто в масло насыпали перца. Они не оставили без внимания даже ее лицо. Губы, веки теперь страшно пекло, но мышцы словно одеревенели, она не могла пошевелиться. Иногда сознание прорезала страшная мысль: если ей дали паралитик, то как она убежит от собак? И почему не падает?

Грянул хор. Фигуры у стен не меняли своих поз, но от них исходило живое пение. Вера никак не могла понять, сколько человек находится в зале, да люди ли это? Порой она вспоминала, что действует под прикрытием и нужно следить за происходящим.

Но совершенно невозможно понять, где здесь декорации, а где — нет. Стены вроде и не каменные вовсе, кладка стала как будто плюшевой и заколыхалась.

Хор пел бесконечно долго. Тело затекло, она по-прежнему не могла пошевелиться, стояла, как статуя. Кто-то подошел к ней сзади, и ей завязали глаза. Вновь подхватили под руки и куда-то повели. Она насчитала семь шагов. Семь шагов, будто семь тысяч. Надавили на плечи с силой. Она не смогла подчиниться сразу, одеревенев, но вдруг рухнула на колени, и боль пронзила все тело. Пол был все-таки каменным, а не плюшевым. Нажали на затылок, уложили голову на нечто холодное и твердое.

Грянул хор еще громче. Пели на латыни какие-то незнакомые Вере средневековые гимны. Не сразу до нее дошло, что она стоит на коленях, а голова лежит на плахе. Подняться она не могла: либо ее успели связать, либо это парализующее вещество.

Ей же не отрубят голову?

— Да здравствует королева!

Рядом упало с глухим металлическим треском что-то большое и тяжелое. Вера даже вздрогнуть не смогла, испуг нервным спазмом сковал ее горло и сердце. Несколько мгновений она осознавала, что это наверняка муляж гильотины. Жива ли она?

— Поднимись! — голос Эрика прозвучал сладкой песней освобождения. Ей хотелось плакать и смяться, бросившись ему на шею. Ее приподняли за подмышки и поставили на ноги, как куклу.

Наконец принесли платье и положили его перед ней на пол, как солнце — корсаж, длинные рукава, объемная юбка, расшитая золотыми и алыми лилиями.

Нежные женские руки принялись сшивать куски ткани прямо на ней. Тяжелая парча давила к полу, голову стиснули обручем, который долго завинчивали, пока Вера не вскрикнула, умоляя остановиться. Из-под волос заструилась теплая жидкость. Кровь? Бутафорская? Она попыталась коснуться пальцами лба, но ее руку грубо отвели в сторону. На запястьях застегнули пару браслетов, каждый килограммов пять, не меньше. Напоследок опоясали тяжелым металлическим корсетом, надев его поверх платья.

Эрик подошел сзади. Она ясно уловила его знакомый парфюм. Даже знала, как он называется и как выглядит бутылочка. Givenchy Play Intense!

Он взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Перед ними стояло взявшееся словно из ниоткуда овальное зеркало в золоченой раме. В нем отражались рассеивающие тьму подвала множество свечей и застывшие в танце фигуры в карнавальных костюмах.

Она стояла в золотом платье, с золотыми обручами на голове, руках и поясе. Ослепительно прекрасная! Как королева!

И он за ее спиной — будто сам Дьявол. В белом парике, красном камзоле, худые спортивные икры обтягивали белые чулки, на ступнях — изящные туфли с каблуками, банты на них были такими гротескно большими, что свисали к полу.

— Да здравствует королева!

Вера не успела насладиться собственной красотой: тем, как блестело ее лицо, как вздымались волосы и как плотно обхватывали фигуру платье и корсет. К ней подвели двух черных доберман-пинчеров, которые скалили зубы и рвали края ее юбки. Зеркало отъехало в сторону; пахнуло холодом ночи…

И началось ее восхождение на трон, похожий на ночной кошмар.

Вера пыталась бежать, но все время падала. Полуарка низкой двери манила скорой свободой, но до нее как до звезд. Ее толкали в спину. Вера скребла пальцами пол, ползла, поднималась,