Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покачиваясь, Амброж добрался до кровати и, как был одетый, свалился на пуховики. Он засыпал и просыпался, покорный той усталости, в которой перед ним появлялась Анна, жена. Не угрызением совести, а якорем спасения. Но Амброж не мог ни окликнуть, ни позвать ее, Анны не было, она умерла! Он прятал голову в подушки, чтобы не слышать рева воды. Во всем виновата река. Река! Во всем…
Амброж очнулся и пришел в себя, лишь услыхав громкий стук в дверь. Сначала подумал, что ему это слышится. Мерещится в пьяном сне… Поднявшись, он уселся на кровати, и в тот же момент створки дверей, ведущих в кухню, разлетелись. Амброж вскочил и застыл как вкопанный в резком свете электрического фонаря.
— Чего ломитесь, ведь не заперто! — крикнул он и отвернулся, прикрыв лицо, от яркого света, тщетно пытаясь что-нибудь разглядеть.
— Собирайтесь! Пойдете с нами! Вы арестованы! — четко произнес незнакомый голос.
Амброж отмахнулся было, но тут же засипел от резкой боли. Тьма ожила. Несколько пар рук скрутили его, и он, задыхаясь, попросил:
— Дайте хоть лампу зажечь!
Кто-то, чиркнув спичкой, поднес огонек к фитилю и надел на лампу стекло. Амброж увидал при тусклом свете мужчину с голым черепом.
Амброж потирал лоб, пытаясь то ли окончательно проснуться, то ли прогнать страшное видение и обо всем забыть.
Двое в штатском и один в форме.
— Тонда, да ты ли это? Вы что, с ума все посходили? — выдавил Амброж с испугом, узнав среди этой троицы Антонина Ванека, одноклассника, который еще перед войной пошел служить четником.
Бывший четник опустил глаза, а у человека в берете почему-то вдруг помягчел взгляд, когда сквозь пузатое стекло керосиновой лампы по кухне разлился свет и на побеленных стенах появились и замелькали неестественно большие, беспокойные тени мужских фигур.
Амброж ошеломленно стоял между представителями закона, пытаясь иронически усмехнуться. Какое-то недоразумение…
— Этот ром вы для куражу выпили? — спросил человек, который зажег лампу.
— Нет, по злобе! — ответил Амброж.
— Ромом от него на сто шагов несет…
Бывший четник уставился на носки своих до блеска начищенных сапог.
— Да, выпил! Ну и что из этого? А почему бы мне не выпить!
— А потом и преступление совершил!
— Что? — выкрикнул Амброж.
— Где оружие? — Человек в синем берете сразу взял быка за рога.
— Какое такое оружие? — выкатил глаза Амброж.
— Ружье, из которого вы совершили покушение на секретаря сельского комитета Кришпина, — уверенно добавил второй, будто все было абсолютно ясно и не вызывало никаких сомнений.
— Да вы рехнулись! Какое ружье! Кого убить… — Амброж весь дрожал и взглядом требовал объяснения.
Однокашник Амброжа Антонин Ванек поглядел на своих коллег в штатском, как будто собираясь сказать: «Да, кузнец — человек вспыльчивый, что верно, то верно, прямо спичка пороховая, но так сводить счеты не станет».
Однако человек в кожанке решил иначе:
— Ну что ж, сейчас мы сами поглядим, где да что!
— Пожалуйста! Давайте, ищите! — раскинул Амброж руки, призывая обыскать свой дом.
— Вы поедете с нами! — приказал тот, в берете.
— Нет у вас такого права! — Амброж сделал шаг назад, поглядывая на них и прикидывая, откуда начать нападение.
— Не дурите, Амброж, — ласково сказал бывший четник.
— Это вы не дурите! И оставьте меня в покое!
— Хватит! — прикрикнул на дрожащего всем телом Амброжа человек в кожаном пальто. — Пойдете добровольно или…
— Что — «или»? — Амброж сделал вид, будто не понимает.
— Мы здесь не одни. — Он мотнул головой к дверям, и однокашник Амброжа Антонин Ванек согласно кивнул.
— Но я ведь ничего не сделал! — в отчаянии закричал Амброж.
— Для того мы вас и забираем, чтобы все установить, — доброжелательно объяснил тот, в синем берете.
Амброж смотрел, будто взвешивая слова этого человека, который казался ему понятнее остальных. Он прямо впился в него глазами, когда им удалось наконец как следует засветить лампу.
«Может, и он из такой же халупы, как моя. И тот, второй, тоже, видать, не из городских. Иначе откуда бы ему знать, как обращаться с керосиновой коптилкой. Но быть деревенским или бедняцкого роду еще вовсе не порука, что ты человек хороший. Тот, в коже, все рыщет глазами, как кошка за мышью, вот-вот закогтит».
— И что же я, по-вашему, такого натворил? — спросил Амброж. Заправив рубаху в штаны и опустив засученные рукава, он подошел к дивану, плюхнулся на мягкое сиденье и принялся шарить под ним в поисках ботинок.
— Сказано же, сегодня ночью кто-то коварно покушался на жизнь секретаря Кришпина!
— Что до сегодняшней ночи, то я ее не больно-то помню… — мотнул Амброж головой на пустую бутылку.
— Ничего, вы у нас все вспомните, — прошипел мужик в кожанке, бегая взглядом по кухонным углам. Он пролез за шкаф, поглядел около печи. Амброж зашнуровывал ботинки и ухмылялся.
— Выстрел был произведен отсюда, со стороны кузни!
— И кто вам наплел такую ерунду! Я сплю чутко… — И он постучал пальцами по лбу с такой силой, что в голове загудело.
— Ты же, Амброж, сказал, что пил… — осторожно произнес бывший однокашник Антонин.
— Я и не отпираюсь! — повысил голос Амброж и, соглашаясь, кивнул, с запозданием сообразив, что однокашник хотел ему помочь.
— У нас имеются показания пострадавшего!..
— Пострадавшего? — с недоверием спросил Амброж.
— Кришпин ранен, — многозначительно произнес тот, в синем берете.
Амброж обмер. В наступившей тишине стал явственно слышен голос реки.
И тут Амброж окончательно пришел в себя. Видимо, действительно стряслось что-то серьезное. «А ведь я сегодня — нет, теперь уже вчера — здорово схватился с Кришпином». Он вздохнул, медленно поднялся с дивана, добрался до вешалки и взялся за пальто и шапку.
— О твоей животине мы позаботимся… — сказал человек в кожанке и вытащил ключ из замка.
Амброж кивнул.
— Ключ я прячу снаружи, за косяк! Что до живности — ее у меня нету! Хотя… — Он взглянул на темное окно, и вдруг его охватили страх и отчаяние: «Ведь меня же уводят из дому!»
— Ну, что там у тебя? — поинтересовался человек в берете.
Амброж повел плечами.
— Эта сама о себе позаботится!
— Да о ком ты, черт побери? — нетерпеливо крикнул бритоголовый.
— Ни о ком! — отрезал Амброж, озлобляясь. Ну уж этой противной роже он не станет выдавать большую ночную птицу, ту, что живет на чердаке. Пускай сам