Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты считаешь, избиение трёх людей не нужда? — вскинул руки мужичина.
— Они-то, люди? Уверен, расскажи, я вам правду вы мне всё равно не поверите, — нервы мои на пределе и я сел на стул напротив директора. Не отказался бы от стакана с ледяной водой, мысли об отце заставляли пульс работать быстрее.
— Так поделись, может, мы проникнемся и оправдаем тебя, — вступился завуч, он тоже знал обращение моего отца ко мне. Даже этот дряхлый старик не хотел моей расправы. Плюс бал ему, стану уважать больше, если переживу эту напасть.
Диалог был, прерван стуком в дверь, а я в панике заметался. На лбу откуда-то взялись холодные капли пота, странно в помещение прохладно. Правая нога ходила ходуном, во рту пересохло. Знали бы только мои друзья и недруги, как я пресмыкаюсь перед гнётом папаши, мигом перестали бы уважать.
Жека — ничего не боится.
Жека — не должен позволить, кому-то иметь над собой власть.
Жека — давно не ребёнок и может сам за себя постоять.
Однако все мои переживания были напрасны, когда отец вошёл в кабинет, страх улетучился как утренний туман. Господин Бекетов выглядел помятым. Господином отца называли в его компании, он у них и царь и бог. А дома говорил: не люблю отчества, давно нашей стране надо от них отказаться.
— Владимир Степанович, рад, что вы вернулись, как поездка? — пожал руку моего отца директор и начал пресмыкаться.
— Всё хорошо Эдуард, одно омрачает, почему я здесь, а не дома со стаканом бренди? — приспустил отец дизайнерские очки и взглянул на своего несносного сынишку, на меня.
— У нас случилось кое-что, присаживайтесь, — Эдик как на духу пересказал, почти всё как было в тот день, с одной лишь разнящийся деталью, в ней не было Даши.
Грозный Владимир Степанович, тяжело дышал, направляя весь свой гнев на меня. Примерно я понимал, как он поступит, и в голове прокручивал, каким образом защищаться. Но пока отец повременил с ранними суждениями и обратился к директору:
— Только этот глуподырый может подтвердить?
Все в кабинете уставились на Стаса. Парень сразу вжался в угол дивана и опустил нахальные глазки.
— П-простите? — завучу было и страшно и кажется, он сдерживал смех. Не понимал лексикона моего дорогого родителя.
— Говорю, — басисто повторил отец, — один шаврик может подтвердить, что мой сын причастен к избиению?
— Нет-нет, есть ещё два свидетеля, если всё было бы настолько ненадёжно, разве мы бы вас вызвали? — так ласково начал объясняться Эдик, что незнающий человек мог принять его за влюбленного.
— Ну не знаю Эдуард, ты у меня в последнее время доверия не вызываешь, — топал ногой отец, — зови двух других фуфлыг, посмотрим что скажут.
В кабинет вошли Иванчук и Поляков, оба испуганные донельзя, знают, перепадёт им от меня. На самом деле их я винил в своей проблеме меньше всего, парни просто идут за неправильным человеком, и следуют его тупым правилам. Директор задал им пару вопросов и те в подтверждении кивали, ни слова не проронив.
— А почему они у вас молчат Эдуард? Немые? — пытался поймать хоть один из взглядов двух пацанов отец. Он любит смотреть в глаза, объясняет тем что, в этом вся суть, человека проще прочитать. Эта единственная притча, с которой я согласен, сам ей постоянно пользовался.
— Евгений их запугал, — подвёл итог Эдик, чем подписал мне приговор. Лизоблюд хренов!
Отец перевёл глаза на меня, встал и подошёл. Снял очки, положил на стол. Прочистил горло, ослабил галстук. Стасик и его дружки взирали на нас ошалелыми моргалками.
— Вышли вон отморозки, — крикнул папа, только стенам оставалось затрястись.
Стасик и его щенки выскочили как пули, им дважды повторять было не надо. Завуч, опасаясь за себя, тоже хотел ускакать, сверкая пятками, но Эдуард Викторович вовремя схватил коллегу за руку и осуждающе посмотрел на него.
— Встань, — теперь отец обращался ко мне.
— Владимир Степанович, может, мы разберёмся во всем в форме дискуссии, Евгений расскажет нам о своих проблемах…
Договорить директор не успел, отец замахнулся на меня. Я точно получил бы оплеуху, но на автомате успел схватить его за запястье. Удерживать здорового мужика было делом тяжёлым, но и я не дюймовочка. Прошли дни слабого Женька, отец давно меня не трогал, и не рассчитал мои возможности. Отчасти из-за этого в своё время я отчаянно занимался спортом.
— Ты что, — прохрипел он, всё ещё не теряя надежды врезать мне. — в себя поверил сынок?
Дверь директорской распахнулась, и на нас смотрела испуганная Даша. Отец сразу же отошёл в сторону, вернув свои очки на место.
— Дарья Александровна, выйдете, — продолжал подхалимничать Эдик.
— Нет, Эдуард Викторович, я никуда отсюда не уйду, — уставилась она на меня своими голубыми очами, — Соловьёв и его друзья вам солгали, а вы им так легко поверили. Может вам это выгодно? Может, этого вы и добивались? Хотели расправы над своим иногда несносным учеником? Думаете, только он виноват? Вы не меньше причастны к безнаказанности в нашей школе.
И пошло поехало. Даша рассказала обо всём, всю правду. Объяснила, что я защищал её, а соловушка и его малыши домогались до неё. И в глазах отца посветлело, он проникся рассказом ангелочка, и даже уселся обратно на своё место. Не удел остался директор, ему её откровения были не к месту. Он хоть и строит из себя доброго дурачка, но ещё тот подонок. Наверное, о чём-то договорились с отцом, и Эдик решил так подлизаться.
— Всё понятно! — ударил ладонью по столу папа, — всё зря. Ты отнял моё время Эдуард! Я что шутка какая-то? У меня на лбу может написано "вызывай, когда хочешь"? НАПИСАНО?
Последнее он выкрикнул так, что послышалось эхо.
Даша дёрнулась; завуч находился в состоянии скорой истерики и перебирал пальцами, по документам, державшим в руках; Эдик понял, дело не проканало.
— Спасибо за правду красавица, — одарил он впервые кого-то улыбкой, но строгой, намекая на то, чтобы не расслаблялись, — а ты Жека молодец, баб надо оберегать, они вон какие слабые!
После отец попросил нас всех оставить его наедине с Эдиком. Хочет прописать ему выговор, я бы посмотрел на это! Завуч как курица, без головы смысля первым. Мы с Дашей вышли следом. Девушка собралась уходить, но я остановил её.
— Спасибо за помощь!
— Я должна была это сделать, иначе тебя обвинили бы, в том чего ты не совершал, по крайней мере, они спровоцировали тебя, —