за пояс, легко поднял того в воздух да со смачным треском переломил позвоночник душегуба о своё колено. Ральфир, наконец, пришедший в себя от удивления, с воинственным криком взялся за топор и бросился на взбешённого рыжебородого богатыря, сделав, как быстро выяснилось, последнее в своей никчёмной жизни действие; спустя мгновение Ратибор, перехватив его лапу с колуном и тут же её сломав могучим рывком, достал из-за пояса нож и резким, мощным ударом вбил горе-вояке тесак прямо в пасть по рукоятку, тем самым прервав на корню раздавшийся сдавленный вопль незадачливого лиходея. Закатив свои ошалевшие зыркули, тот неуклюже завалился набок, пару раз ещё судорожно дёрнувшись, после чего затих навсегда. Последний из мерзавцев, Хальвдан, вскочил и помчался куда глаза глядят, вылетев аккурат на Соколиный тракт, до которого, как оказалось, было всего ничего. Ошалело уставившись на Мирослава с Емельяном, стоящих на тропке с лошадьми и холодно на него взирающих, он развернулся и помчался по дороге прочь, в сторону Бобруйской слободы. Но убежать далеко негодяю было не суждено; с характерным свистом прилетевший ему в затылок одноручный топорик сбил его на землю, расплескав мозги насильника по стезе птичьей и навсегда потушив свет в очах очередного подонка.

— Всё-таки мне боги должны будут, устанут расплачиваться! За то, что дарю этим нелюдям быструю смерть! Сварог, сотвори доброе дело, собери уж по миру суетному всех этих скотов смрадных, построй рядком и направь на меня, дабы я передавить их мог с чистой совестью, аки блошек зловредных!.. — угрюмо пробурчал вышедший из леса Ратибор, после чего бросил взгляд на княжьего племяша. — Емеля, чего там у тебя из тряпья твоего разноцветного с собой прихвачено, окромя дюжины-другой платков носовых? Рубаха? И штаны? По две пары? Отлично, запасливый ты наш! И как ещё сундук целый не взял в поход… Или телегу, чего уж мелочиться!.. Давай сюда и то, и то, да пошустрее! — молодой богатырь выхватил одёжку у бравого летописца, с немым упрёком на него уставившегося, и, вернувшись к нагой Оливене, сжавшейся в дрожащий комочек под кустом орешника, положил перед ней шаровары да рубашку Емельяна.

— Не бойся нас, родная, свои мы! Оденься, милая… — Ратибор отвернулся, дабы не смотреть на находящуюся в прострации, явно шокированную девушку, начавшую медленно натягивать на себя рубаху. — Всё позади уже, мы тебя не обидим, — глаза его всё ещё яростно полыхали. — Кабы мог я, девочка, поспеть бы хоть на пару минут раньше… Ты уж прости, что припозднился!.. Не сразу разобрал, откель крики разносятся…

— Всё хорошо… — Оливена, облачившись в разноцветные, вышитые вычурными узорами рубашонку да подштанники княжьего племяша, медленно подошла, тихонько положила ладонь на плечо Ратибора и робко заглянула в голубые очи рыжебородого великана. — Вы пришли вовремя… Не успели они!.. Ничего не успели!

— Ну, слава Велесу! — облегчённо вздохнул враз повеселевший исполин. Мрачное его лицо озарила широкая белозубая улыбка. — Это же просто отлично, что не опоздали!

— Да, мне тоже по нраву!.. Благодарю вас! — Оливена застенчиво улыбнулась в ответ, при этом совершенно очевидно пребывая в весьма огорошенном состоянии. Несмотря на жаркий июльский зной, её всю трясло. Пережитое не могло не сказаться на юной деве. Слегка запинаясь, она ошарашенно осмотрела тела напавших на неё негодяев, после чего тихо спросила Ратибора: — А вы кто такие и куда путь держите?

— Помощь мы, дорогая. Ваша, если что… В Бобруйскую слободу ковыляем, ты ведь оттуда? Письмишко-то отправляли в Мирград?

— Отправляли… — русая красавица удивлённо захлопала прекрасными очами.

— Ну так мы и подоспели! — хмыкнул довольно могучий великан.

— Вас же всего трое!..

— Не изволь беспокоиться по этому поводу, юная фея, — крякнул едко подошедший поближе, снедаемый любопытством Емельян. — Уверен, в подмогу хватит и одного этого рыжего шатуна, ибо он легко заменяет собой добрую ватагу ратников… Если не целое войско!

— Так, привал! — громыхнул Ратибор как отрезал. — Темнеть уж скоро начнёт! Емеля, тащи покрывальце! Вишь, колотит нашу новую знакомицу, э-э-э…

— Оливена меня звать…

— Вот, нашу новую знакомицу Оливену из Бобруйки! Будешь для нас просто Оливкой, не против? Нет? Хорошо… Меня, кстати, Ратибор звать, того русого меченосца, что разглядывает почившего в небытие последнего гадёныша на дороге, Мирослав величают… — рыжебородый богатырь бросил взгляд на своего брата по оружию, задумчиво осматривающего убитого викинга, и крикнул ему: — Друже, будь добр, когда закончишь любоваться немощными телесами этого дохлого таракашки, вытащи мой чекан у него из башки да давай сюда, коль там уж оказался… Так, о чём я вещал, отвлёкся… — могучий великан почесал бороду. — Мирослав, да… Ну а этот шелколюб носатый с конопушками, что сейчас бредёт к нам с одеялом, сам Емельян, собственной персоной… Недоносок и пакостник, каких поискать! Лишь бы потрындеть! Язык у него длиннее, чем хвост у лиса… Как начнёт трещать, аки сверчок за печкой, затыкай ухи, сразу предупреждаю! Практически женат, кстати, так что смотри не влюбись, а то он разобьёт твоё сердце!.. Этот прощелыга может, не сомневаюсь!

— Ну, Ратиборушка, благодарю на «добром» слове… — сконфуженно пробормотал подошедший Емельян, накидывая тёплое покрывало на плечи нежданной, всё ещё дрожащей от случившегося гостье, и дал ей отпить из бурдюка с родниковой водицей. — Ты прям как сестрица моя стал, рыжик… Лишь бы обгадить меня на людях…

— Когда ты, Емеля, в меня шуточки свои метаешь при толпе народу, это, значится, нормально, да? — дюжий воин недоумённо покосился на тут же смутившегося княжьего племяша. — А как в ответ прилетает фекалька, так сразу губу дуем? Ну-ну!..

— Мне — можно, я ж юродивый… — Емельян ловко отскочил на несколько шагов от своего могучего товарища, собравшегося было отвесить ему смачного щелбана.

— Во-от, о чём я тебе и говорил, кроха! — Ратибор развернулся к Оливене, при этом строго погрозив указательным пальцем озорному непоседе. — Нахалюга, каких поискать!.. Перст ему в рот не клади… Отцапает с гаком!

— Я не понял… — тем временем подошедший Мирослав протянул Ратибору рукояткой вперёд его топорик, что вытащил из черепушки незадачливого разбойника, и удивлённо прострекотал: — Варяги⁈ Сколько их, четверо?..

— Пятеро… — поправила следопыта, шмыгнув носом, русоволосая красавица. — Один ещё с сучком в ухе под во-он теми кустиками прилёг…

— Ты его так? Умница! Пятеро, значит… Что забыли тут? Давно, вообще, по нашим землям шастают