Кабан-то? Он курьером работал.

— М-да, — грустно протянул Лаптев. — Не самые востребованные специальности на Карфагене… Придется вам переквалифицироваться. Сегодня подумаю над этим, а завтра решим. Так что не переживайте, без работы не останетесь!

— Мы еще вообще-то музыканты! — вставил Луцык.

— О, а вот это уже интересно! И что, все эти инструменты из кузова — это… вы умеете на них играть?

— Йес, кэп! У нас когда-то была своя рок-группа. Называлась «Изгои».

— В первый раз слышу.

— Неудивительно, «Изгои» — андерграундная команда.

— А что исполняли?

— Панк-рок.

— Слышал такое. Для меня эта музыка шумновата.

— На вкус и цвет все фломастеры разные.

Лаптев сложил руки на груди, постукивая пальцами по предплечьям:

— Музыкальная группа — это хорошо. Сделаем вам в клубе репетиционную комнату, танцы можно устраивать… Я вообще старый меломан. У меня была огромная коллекция пластинок. И на танцплощадку я ходил частенько. В Москве тогда группы все больше под «Битлов» косили, да и вообще западную музыку выдавали. А чуть отъедешь от столицы — и сразу другой репертуар: «Ой, мороз, мороз», «Ямщик не гони лошадей» и все такое. На периферии «Битлов» не любили… И имидж тогда был важен. Длинные волосы, клеши, шмотки фирменные. Вот был у меня приятель Лелик — колоритный чувак. Цветастая рубашка, ремень с огромной бляхой, волосы до задницы и бородища, как у Льва Толстого. Играл в рок-группе «Черный георгин». Ну, как играл… выходил на сцену с неподключенной гитарой, делал вид, что мочит рокешник, и кривлялся. Народ в восторге был, когда он выступал.

— Сейчас таких называют шоуменами, — уточнил Луцык.

— Вы, кстати, из «Битлов»-то что-нибудь знаете? — спросил председатель.

— Я знаю, — сказала Джей. — Иногда с моей кавер-группой исполняли. «Yesterday», «Let It Be», «Girl», «Come Together», «Oh! Darling», «Give Peace a Chance».

— «Give Peace…» — это не «Битлы», — заметил председатель.

— Не может быть!

— Точно говорю. Это песня с сольного альбома Леннона «Some Time in New Gort City» 1973-го… нет, 71-го года… Надо же, порой элементарные вещи забываешь, а вот всякую ерунду помнишь!

— Да уж, такое сплошь и рядом бывает, — поддержал писатель. — Я вот, например, знаю наизусть все песни «Sex pistols», среди ночи разбуди — спою, а дату маминого рождения не помню.

— 15 декабря, — подсказала Джей.

— Чего?

— Говорю, твоя мама родилась 15 декабря.

— А что-нибудь из русского рока? — вернулся к прежней теме Лаптев.

— Это сколько угодно! — радостно закивал Луцык.

— Цоя?

— Легко!

— А ну-ка!

— Белый снег, серый снег

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней —

Город в дорожной петле.

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет.

А над городом — желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом Звезды

По имени Солнце.

Луцык исполнял, аккомпанируя себе на воздушной гитаре. Звучало, правда, фальшиво. Джей поморщилась и не выдержала:

— Луцык, перестань, это издевательство над ушами! Ты в ноты не попадаешь. И к тому же слова перепутал.

— В каком месте?

— Надо не «белый снег, серый снег», а «белый снег, серый лед».

— Да давно я «Кино» не пел, — стал оправдываться оплошавший.

И тут запела Джей, решив продемонстрировать свой профессионализм и подправить пошатнувшееся реноме новоприбывших.

Лаптев совершенно искренне заслушался и разулыбался, а когда песня закончилась, разразился аплодисментами:

— Вот это я понимаю! Аж мороз по коже! Ух! Все, завтра же выделю вам помещение и можете приступать к репетициям!

— Председатель! — вдруг раздался за их спинами чей-то хриплый голос.

Обернувшись, они увидели костлявого мужичонку в очках с перемотанными синей изолентой дужками. Одежда его состояла из старой телогрейки и кальсон, из-под которых выглядывали черные от грязи голые стопы. В одной руке он сжимал глиняную бутылку, а в другой — горящую зажигалку.

— Моя кровь на тебе, сатрап! Будь проклят ты и все ваше краснопузое племя! Да здравствует свобода! Я сгорю! Сгорю, но зато вспыхну! — возвестил задохлик и принялся поливать себя жидкостью из бутылки.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: в сосуде находилось горючка.

09. Горбун, израильская виза и домик с мертвецами

— Ты что это надумал, Кац? — Лаптев пристально смотрел на скандалиста.

— Я сожгу себя! — Кац держал зажигалку в миллиметре от облитого жидкостью рукава.

— Прекрати, дурак!

— И не подумаю!

— Да будь ты человеком!

— Поздно спохватился, председатель! Я уже не человек. Я, на хрен, зверь!

— Давай поговорим!

— Время разговоров кончилось! — пафосно воскликнул Кац и поднес зажигалку к рукаву.

Но возгорания не произошло. Очкарик принялся лихорадочно водить пламенем по одежде, однако ситуация не менялась.

— Уймись — не позорься! — рявкнул Лаптев.

— Но почему? Почему… оно… почему не горит? — жалобно проскулил Кац.

— Потому что это биодизель, лось ты египетский.

— Чего⁈

— Биодизель, говорю…

— Как ты меня назвал⁈

— Ох… Кац, у тебя что в школе по химии было?

— Почему я, черт возьми, не горю⁈

— Ты слышал, что я у тебя спросил? Повторяю по слогам. Что у те-бя бы-ло в шко-ле по хи-ми-и?

— Ну тройка.

— Оно и видно. Если бы ты не прогуливал уроки, то знал бы, что дизельное и биодизельное топливо — нелетучие жидкости. Они не испаряются в воздухе, как бензин. Температура самовоспламенения у них гораздо выше. И твоя зажигалка просто не даст нужного нагрева.

Кац непонимающе посмотрел на бутылку и на зажигалку, потом в сердцах плюнул, зашвырнул оба предмета куда подальше и показал председателю кулак:

— Это еще не конец!

— Кац… Лев Моисеевич… Очень тебя прошу, угомонись! — взмолился председатель.

— Я угомонюсь, только когда ты предоставишь мне израильскую визу.

— И где я тебе ее возьму?

— Это твоя проблема. Я требую отправить меня на историческую родину!

— Да я хоть сейчас. Но ты, раз такой умный, подскажи, как это сделать.

— Подай запрос в израильское посольство.

— Да нет его здесь! Мы же на Карфагене! Ты что, забыл?

— Сказки не рассказывай. Израильское посольство есть везде.

Лаптев в бессилии тоже плюнул:

— Нет, ты не Лев, ты — баран.

— А ты антисемит!

— Я — коммунист-интернационалист!

—