нравились мальчику больше всего. Иногда продавцы дарили ему какую-нибудь марку, и она становилась у Лукаса любимой. Позже, уже дома, они с отцом раскладывали марки по альбомам, а потом изучали их под лупой, отыскивая какой-нибудь дефект, который делает марку уникальной и востребованной, способной подскочить в цене до миллиона евро. Такие марки Лукас находил каждую неделю и взволнованно просил Элену, чтобы она спрятала заветные экземпляры в сейф, боясь, что к ним домой нагрянут грабители и унесут его сокровища.

Бессмысленно гадать, как могла сложиться жизнь Лукаса, если бы его не увел человек с обезображенным оспой лицом.

По воскресеньям Хуанито не работал, и Элене не хотелось идти в бар за багетом с помидорами. Лукасу нравилась кондитерская «Сан Хинес», и, несмотря на большие очереди, они часто пили там шоколад и ели чуррос. Иногда Элену одолевал соблазн снова заглянуть туда, но она вовремя останавливалась. Предпочитала зайти в первое попавшееся кафе по дороге к Уэртас и заказать кофе и любимый багет; правда, воскресный день ей приходилось начинать без дежурной рюмки граппы.

На работе она застала только Марьяхо, чем-то невероятно увлеченную.

— Извини, Элена. Дай мне полчаса, потом я, может, расскажу тебе кое-что интересное.

Элена села просматривать протоколы допросов, отчеты коллег по видеоматериалам, внимательно перепроверила все детали на случай, если вдруг они что-то упустили. Удивилась, что Ордуньо до сих пор не отчитался о поездке в Лас-Пальмас. Сейчас он, наверное, уже летит обратно и завтра расскажет, что ему удалось обнаружить на острове, если вообще что-то удалось.

Через некоторое время к ней в кабинет пришла Марьяхо. Элена как раз открыла папку с отчетом Чески и Сарате о визите в приют Сан-Лоренсо.

— Нашла то, что искала?

— Я не уверена, но кажется, нашла. Помнишь, Буэндиа говорил, что означает на хинди слово «нахин»?

— Помню, что говорил, но не помню, что именно.

— «Никто», оно означает «никто». Сначала я не придала этому значения, но потом, просматривая дело Ярума, подумала, что и этот псевдоним, наверное, что-то значит.

— И?

— Это тамильское слово, на тамильском языке говорят в Шри-Ланке. И означает оно то же самое: «никто».

Элена улыбнулась. У нее потрясающая команда. Пока неясно что, но что-то они опять нащупали.

— Тогда я стала проверять, нет ли других совпадений. И знаешь, где возникла секта Нахина, прежде чем перекочевать в Мадрид?

— Понятия не имею.

— В Аликанте. А знаешь, кто жил тогда в Аликанте? Касто Вейлер. Погоди, это еще не все. Оказывается, эта парочка, Касто Вейлер и Хосе Рамон Олива, Ярум и Нахин, ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс. Тут я вспомнила твои рассказы о разговорах с примитивным шарлатаном Нахином и с Вейлером, искусным манипулятором. И вот какой напрашивается вывод: хотя в тюрьме сидит Нахин, настоящим лидером секты был Ярум. А теперь оба сменили род деятельности. Если кто из них и контактирует с «Пурпурной Сетью», так это Касто Вейлер, а не Нахин.

На секунду задумавшись, Элена согласилась с Марьяхо. По крайней мере, ее выводы звучали очень убедительно.

— Дело Касто Вейлера еще не передали в суд. Пусть его сейчас же приведут ко мне на допрос.

Глава 22

Элена ждала в допросной; вскоре дверь открылась и полицейский подвел к ней закованного в наручники Касто Вейлера. Оказавшись лицом к лицу с Эленой, тот криво ухмыльнулся и слегка приподнял запястья. Элена подала полицейскому знак, чтобы он снял с задержанного наручники и оставил их одних.

— Я спокойно медитировал у себя в застенке, и вдруг меня чуть ли не пинками выгоняют наружу! Надеюсь, у вас были на то серьезные основания.

— Помолчите, — властно прикрикнула на него Элена, а затем добавила немного дружелюбнее: — Говорить будете, когда вас спросят.

Она еще раз просмотрела сведения, предоставленные Марьяхо: хакерше удалось найти даже общую фотографию пятнадцатилетних Нахина и Ярума. Их сняли в городском бассейне, и по снимку было понятно, что верзила Ярум в этой паре верховодил. Элена не спеша читала и обдумывала прочитанное, а Касто Вейлер все это время умело сдерживал любопытство. Наконец Элена подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Вчера я разговаривала с отбывающим срок Хосе Рамоном Оливой. Нахин и Ярум — два «никто». Как изобретательно!

— И что? — Касто постарался скрыть удивление, и это ему почти удалось.

— Вид у Нахина вполне просветленный. И он без сомнения хорошо вжился в роль: шевелюра, проницательный взгляд, замогильный голос… Но кое-что не вяжется с общим впечатлением, а именно — его речь. Уж больно примитивная.

— Не понимаю, зачем вы говорите это мне.

— Видите ли, Касто, такой человек вряд ли мог внушить благополучным молодым людям, что секс раскрепостит их души, и вряд ли мог заставить их устраивать оргии. Некоторые из тех девушек жили с родителями в Саламанке, Чамбери, Эль-Висо[9]. Им прислуживали домработницы, их отцы были адвокатами, судьями, предпринимателями, даже министрами. Матери наверняка водили дочек за покупками на улицы Серрано и Ортега-и-Гассет, готовые исполнить любую их прихоть. Девушки посещали лучшие школы Мадрида. Чтобы такие пошли трахаться, наслушавшись речей Нахина? Простите, не верю.

— Как знать, возможно, Нахин был убедительнее, чем вы думаете.

— Нет, — ответила инспектор. — Я считаю, что Нахин, как и следует из его имени, всего лишь пустое место. А изобретала все это совсем другая личность, предоставившая Хосе Рамону возможность раскрыть актерское дарование, которое у него, безусловно, имеется.

— Я скажу кое-что, чему вы, возможно, удивитесь. Нахин — один из самых глупых людей, которых я встречал в жизни.