не поспевала за размашистым шагом хозяина, а он был нетерпелив, то попросту подхватил меня и уже привычным жестом устроил у себя на сгибе локтя. Ему, казалось, мой вес вовсе нипочем, а я старалась только не пересчитать головой притолоки и дверные косяки.

– Да куда же я его закинул? – Грегори распахнул очередную дверь, которую я прежде не видала. – Ага!

Мне показалось, что эта комната когда-то принадлежала женщине: туалетный столик, безделушки на нем, засохшие цветы в вазе, обратившиеся в пыль от одного прикосновения…

– Вот оно! – Грегори показал мне ручное зеркало в старомодной массивной оправе. – Это будет получше, чем любая договоренность, уж поверь мне!

– А что это, сударь? – с любопытством спросила я: его воодушевление захватило и меня.

– Безделушка, – ответил он и протер стекло рукавом за неимением чего-то более подходящего. – А ну-ка, зеркало, покажи мне порт!

Ничего не произошло.

– Покажи мне ближайший порт! – поправился Грегори, явно сдержав желание расколотить зеркало об пол, и темное стекло вдруг прояснилось.

Будто по волшебству… Да почему же «будто», именно по волшебству из небольшого овала повеяло соленым воздухом, послышались крики чаек, плеск волн и хлопанье парусов на ветру. Сперва изображение было неподвижным, но вот волны с шумом набежали на берег, с лязганьем поползла вверх к клюзу якорная цепь, и красивый корабль легко отошел от берега…

– Ах вот как вы следили за своими бывшими пленниками, – припомнила я. – Оно волшебное, как то, большое!

– Да, но это не дар феи, – серьезно сказал он. – Это зеркало куплено за большие деньги моим прадедом далеко за морем. К нашей добродетельнице оно отношения не имеет, и я могу худо-бедно доверять ему.

– Вот как! А можно… – Я запрокинула голову, взглянув Грегори в лицо. – Можно взглянуть на моих девочек?

– Конечно. Держи крепче, оправа тяжелая… – Он осторожно вложил зеркало мне в руки, придерживая его сам. – Не бойся, эта вещь еще никому дурного не…

– Что такое? – обернулась я.

– Сама по себе не сделала, – закончил фразу Грегори. – Все дело в том, чего ради ее использовать. Прадед вот купил для того, чтобы шпионить за соперниками при дворе, а я просто развлекался. И да, Триша, я догадываюсь, о чем ты подумала. Все верно, в детстве, если мне удавалось добраться до этой игрушки, я подсматривал за девицами.

– Это не самое худшее, что вы могли бы сделать.

– И что же хуже, по-твоему? – усмехнулся он, но дальше об этом беседовать не пожелал, а произнес: – Зеркало, покажи мне дом Манфреда Райли и всех его обитателей!

Стекло затуманилось, а потом я увидела знакомое крыльцо, лестницу, комнаты…

Манфред разговаривал с незнакомым человеком, судя по нездешнему загару – купцом или путешественником, но разобрать реплики целиком не выходило, доносились лишь отдельные слова. Ну, должно быть, он беседовал о делах!

Анна сидела в кабинете за бумагами – видимо, именно ей пришлось перенять мои заботы по ведению хозяйства, и я порадовалась, что успела обучить ее самому необходимому. Вид у нее был серьезный и сосредоточенный, но вовсе не унылый, казалось, она только что поняла что-то важное и теперь с интересом исследует это. Помню, со мной было точно так же…

Диана сортировала свежевыглаженное белье, покрикивая на служанку. Ну да, Бесс всегда была нерасторопна и неуклюжа. Держали ее только за искреннюю преданность хозяевам, а так ее нельзя было приставить ни к стряпне, ни к стирке, ни к глажке: или пересолит, или недосолит, или постирает белое белье с цветными платьями, или сожжет утюгом тонкую ткань… За покупками лучше не посылать – непременно ее обсчитают и обвесят! Вот и оставалась она в свои без малого сорок на должности «подай-принеси»… Правда, она так искренне огорчалась всякий раз, что мы с девочками не слишком ругали ее, просто не доверяли никакой серьезной работы. Ну а ей хватало крова над головой и хлеба насущного, да и подарками Бесс не была обделена. Думаю, где-нибудь в деревне ей жилось бы куда хуже.

– Надо же, как эта оглобля ловко изображает неумеху, – сказал вдруг Грегори, с интересом глядевший в зеркало со мною вместе.

Его подбородок почти лег на мое плечо – он был высок и, чтобы видеть происходящее, сильно нагнулся, а бакенбарды мягко щекотали мою щеку. Признаюсь, это было даже приятно! Почти как в моей ранней юности, когда Сирил Уайт ухаживал за мной и однажды подстерег в саду… Брат тогда мог бы и не спешить, оплеуху Сирилу дала я сама, да такую, что тот еще с неделю не показывался на люди, залечивая синяк под глазом и разбитый нос. Воспоминания о том случае тем не менее остались самые теплые, и было даже немного жаль, что Сирил не рискнул посвататься ко мне…

Правда, в этот раз, когда я повернула голову, то едва не ткнулась в холодный нос хозяина, а это не так уж приятно! Не то чтобы мне не доводилось тискать котят и щенят с такими же мокрыми носами, но те все же не превосходили меня размерами раза в два и не обладали неограниченной властью надо мною, сдерживаемой только личными установлениями Грегори Норвуда. Которые, полагала я, он может поменять в любую минуту!

– О чем вы? – спросила я.

– Суетится не по делу, роняет и то и се, блеет и мычит, поминутно извиняется, однако не портит ничего настолько, чтобы ей решительно отказали от теплого местечка, – довольно произнес Грегори. – Твоя Моди тоже суетлива, но у нее из рук ничего не валится… А ты не настолько уж хорошая хозяйка, раз не сумела распознать обмана!

– Спасибо, что раскрыли мне глаза, сударь, – ровно произнесла я. – Я, должно быть, и не подозревала, насколько изобретательны бывают слуги. Ваши-то и не подумают обмануть вас, не так ли?

– Я обидел тебя? – спросил вдруг он.

– Нет. Вы поставили под сомнение мою состоятельность как хозяйки и оказались совершенно правы, – подумав, ответила я, хотя, конечно, была раздосадована. – Бесс всегда казалась мне смешной неумехой, и я не могла предположить, что она настолько умело притворяется. Ну что ж, я предупрежу Манфреда!

– И тебе не жаль ее? – негромко поинтересовался Грегори.

– Я не люблю обманщиков, – ответила я, – а брат уж точно не обрадуется, узнав, что подле нас столько лет жила лгунья и бездельница, прикрывавшая лень придуманным неумением!

Он засмеялся тихонько, а я поняла: он думал, что, быть может, даже такая крохотная обида может стать ключом к спасению. Но увы, я была не обидчива, хоть плачь! Я бы с радостью даровала Грегори прощение, но… Неужто он настолько