мной собственноручно для мужа моего бывшего, Кащея. Всей мудрости, что была у меня и моих сородичей, открыть я ему не могла, не должно человеку знать всё обо всем, а особенно о том, что только для богов назначено. Но что поведать можно было — поведала, на свою голову. Если ты ту книгу получишь, то тоже многое познаешь. Всё не сможешь, Кащей был куда смекалистей тебя, но — многое. И на свой вопрос ответ ты там точно найдешь.

— Действительно? — оживился я. — Так давайте я туда метнусь, да и возьму сию книгу. На каком этаже комната с ларем?

— А, может, и не очень многое поймешь, — заметила Морана. — Больно ты невнимателен. Сказала же — нет в него хода ни мне, ни, тем более, тебе. Это мой терем, и чужим в него не войти, даже если двери нараспашку открылись прямо сейчас. Будь ты моим слугой — тогда да. Но ты же от служения отказался? Отказался.

Вон куда забрасывает невод, снова про службу завела беседу. Шиш тебе, родимая, и траву морскую, йодом пахнущую. В курсе я, чем работа на тебя заканчивается. Правда, говорить такое в открытую все-таки не стоит.

— Не то чтобы прямо вот отказался, — заюлил я. — Думаю пока.

— Думай, — равнодушно сказала Морана. — Твое право. Ну а книгу… Я бы тебе ее отдала, поверь, кабы терем снова стал моим домом. Только он все еще спит, и сон его глубок. Но это дело поправимое, можно события поторопить, было бы желание.

— Желание есть, — немедленно заверил ее я, отлично понимая, что за этим последует некое условие, которое меня, вероятнее всего, не порадует.

Но выслушать-то его надо?

И еще — на этот раз ощущение нереальности происходящего было куда сильнее, чем в прошлый раз. Тогда я точно знал, что сплю, но эффект присутствия был почти стопроцентный. Сегодня же все было с точностью до наоборот — я не был уверен, что уснул, но при этом осознания реальности не было совершенно. Более всего это напоминало детство, когда между сном и явью существовало некое третье состояние, в котором голоса родителей звучали громче и резче чем обычно, но при этом слова, которые они произносили, ты уже не различал.

Я даже себя ущипнул за руку, пытаясь понять, на каком свете в данный момент живу. Так и не понял — ощутил я это или нет…

Вроде можно на глаз в такой ситуации надавить и посмотреть — раздвоится изображение или нет? Но только при Моране заниматься подобным мне не хотелось. Она и так меня два раза дураком назвала, а если я начну себе еще пальцем на глаз давить, то и вовсе за психического примет.

— Мне нужна жертва, — объявила Морана. — Точнее — не мне. Тому, что вокруг меня. Когда-то давно все это называлось Навью, а ныне от могучего царства остался только клочок земли, сонная речушка да вон обломки моста.

Я обернулся и вправду увидел недалеко от того места, где мы беседовали, некие живописные развалины на берегу. Похоже, это в самом деле когда-то был мост.

— Само царство уснуло навеки, но здесь я кое-как смогу жить-поживать, — Морана похлопала ладонью по ручке трона. — Если, конечно, мы поможем друг другу. Принеси человечью жертву и крикни в тот момент, когда жизнь покинет ее…

— Помню-помню, — без особых церемоний перебил я богиню. — «Морана, это жертва тебе». Вы мне этот текст в прошлый раз обозначили. Но вот только не приняты у нас сейчас жертвы, особенно человечьи… Тьфу ты. Человеческие. За подобное в тюрьму сажают. В темницу, по-вашему. А мне туда не хочется.

— Не перебивай меня, — потребовала Морана. — Ты должен говорить только тогда, когда я закончу свои речи.

Да она семимильными шагами восстанавливается. Силы нет, дом как огурец, без окон и дверей, но зато амбиции уже как полагается — божественные.

Нет, ну ее нафиг. Не дай бог в силу войдет, она мне тогда вообще жизни не даст. Людям, как и сказал, не навредит, а вот меня точно заездит со своими закидонами. Да и сама мысль о том, чтобы кому-то, пусть даже какой-то мелкой домашней живности, горло придется перерезать, у меня тошноту вызывает. Не мое это. Для таких вещей особый склад ума и характера нужен, не такой, как у меня. Нет во мне авантюрной и первопроходческой жилки, когда на все пойдешь, только бы желаемого добиться.

— Да-да, конечно, — заверил ее я. — Так и будет.

— Слова твои верны, — богиня поджала губы. — Это и надо будет сказать. Сделай так — и я отдам тебе книгу Кащея. Что же до чистоты рук… Если для тебя так это важно — жертву не обязательно убивать самому. Стань причиной ее смерти, сделай так, чтобы грех убийства взял на себя другой, — это можно. Эта жертва принесет меньше силы, чем живая кровь, но так лучше, чем никак. Сделай это — и ты обретешь знания, которые спасут тебя в неминуемой битве.

Велика разница. Что так убийство, что так. Меня никакое не устраивает. Ну да, в последнее время не все, что мне доводилось делать, было прямо уж очень высокоморально. И эту дуру Романову я тогда опоил, и мару к Силуянову послал. Было. Но убийство? Нетушки. Может, в их древние времена человеческая жизнь ничего и не стоила, но сейчас все-таки двадцать первый век. Нравы другие и ценности другие. Понятное дело, что маргиналы были, есть и будут, но это не значит, что мне надо вставать в их расхристанные ряды только потому, что того требует ситуация.

Как видно, Морана что-то такое почуяла, поскольку она стала как-то меркнуть, блекнуть и сливаться с окружающим миром.

— Поторопись, ведьмак, — услышал я напоследок. — Время всегда делает ход первым…

А после я просто провалился в сон, на этот раз — настоящий. По крайней мере, пробуждение мое утром ничем не отличалось от тех, что были раньше.

Повертев в голове ночное происшествие так и эдак, я рассудил, что мое положение в результате не стало от этого хуже, что само по себе уже радостно.

Хотя в книге мораниной, будь она на самом деле реальна, я бы покопался. Чую, много всего полезного там можно найти. Только вот вряд ли это случится, поскольку условие я не выполню.

И еще — кто знает, на каком она языке написана? Подозреваю, что даже не на старославянском, потому как создавался данный раритет задолго до Кирилла и Мефодия. Может, там вообще даже не аналог букв, а крокозябры какие-нибудь, вроде