маленького и хорошо воспитанного мальчика. — Было очень вкусно. Можно мне пойти спать?

— Конечно, малыш, — ответила Иеронима медоточивым голосом. — Сейчас мы с твоей супругой проводим тебя в спальню.

Посмотри на нее! Надеюсь, она тебе нравится! Она, правда, не девственница, но не будем такими привередливыми…

— Мне надо спать с ней?

— Да, и ты получишь удовольствие столько раз, сколько захочешь. Она принадлежит тебе, только тебе…

— Перестань! — проворчал Франческо. — Он ведь никогда и близко не подходил к женщинам, так не вижу в этой комедии никакой пользы. Самое важное было то, что брак заключен в церкви.

— Естественно, но Карло должен тоже получить свою награду, и я не вижу, за что его надо так наказывать? Ведь ты хочешь, дорогой, получить эту красивую женщину? Иди и приготовься! Я сама ее приведу к тебе в комнату и раздену.

— Да-да… Карло очень хочет! — ответил новобрачный, всплеснул руками и залился идиотским смехом, от которого Фьора побледнела. Неужели ей и вправду придется терпеть этого ублюдка, который сейчас облизывает свои толстые губы с видом кота, увидевшего чашку со сливками?

— Сегодня я получила в подарок от княгини Риарио вот эту молодую женщину, которая прислуживала мне и раньше, — сказала Фьора и показала на Хатун, которая неподвижно стояла в дверях зала. — Она прекрасно сможет меня раздеть.

— В первую брачную ночь эта честь принадлежит близким родственницам! — возразила Иеронима.

— Ладно, займитесь этим обе, — решил Пацци, не выпуская после поцелуя руку Фьоры и глядя на нее такими глазами, в которых она читала весьма красноречивые обещания. Не было никаких сомнений, что он сам предпочел бы заняться этим делом.

Фьора пренебрегла помощью, которую предложила ей Иеронима, и в сопровождении Хатун направилась к выходу из зала; а Франческо схватил факел и поспешил присоединиться к ним.

— Жаль так быстро расставаться с тобой, — объяснил он на ходу. — Завтра мы с Иеронимой уезжаем по важному делу, но мы скоро вернемся; я приеду либо сам, либо пришлю за тобой и Карло кого-нибудь. А до тех пор считай, что ты у себя дома.

У двери их комнаты он снова пожелал ей доброй ночи с таким тяжелым вздохом, который мог бы ее позабавить, если бы вся ситуация не была такой нелепой. Когда Иеронима захотела войти вслед за нею, Фьора оттолкнула ее:

— Нет, дальше ты не пойдешь! Ты довела меня туда, куда и хотела, этого тебе должно быть достаточно. Убирайся!

— Но…

— Я сказала тебе: убирайся! Не доводи меня до крайности, Иеронима! И не думай, что моя ненависть к тебе иссякла…

В ярости Иеронима хотела ворваться в комнату силой, но тут вмешался Франческо, который встал между обеими женщинами:

— Сделай так, как хочет она! Иеронима, давай спустимся вниз, нам надо поговорить.

Иерониме пришлось подчиниться. Когда Хатун закрыла за ними тяжелые двери, Фьора вздохнула с облегчением и огляделась. В освещенной светом двух факелов комнате находились служанки, которые занимались приготовлением брачной постели. Фьора сделала им знак выйти, они сразу же поклонились и покинули комнату.

Едва за ними захлопнулась дверь, как Фьора тут же подбежала к окну, открыла его и наклонилась вниз. Окно выходило на узкий внутренний дворик, плиты которого поблескивали в свете факелов.

— На что ты там смотришь? — забеспокоилась Хатун.

— Я хотела посмотреть, можно ли отсюда спуститься.

— Ты хочешь бежать?

— Не думаешь же ты, что я лягу в постель с… этим созданием? И разрешу ему дотронуться до себя? Я была вынуждена согласиться на этот нелепый брак: пусть больше от меня ничего не требуют, — бросила Фьора, с трудом подавляя гнев.

— И что ты собираешься делать? Броситься в окно?

— Да, если он попытается приблизиться ко мне!

Ничего не ответив, Хатун подобрала подол платья, достала из-под него узкий и длинный кинжал, который она всегда носила при себе, прикрепив его к ноге с помощью подвязки, и протянула его Фьоре.

— Зачем рисковать своей жизнью? Княгиня думает, что чем скорее ты станешь вдовой, тем лучше будет всем. То, что эти двое завтра уезжают, сильно упрощает дело. Как только Карло будет убит, мы положим его в эту постель и скажем всем, что он спит. Потом пойдем во дворец Риарио, где ты переоденешься в мужскую одежду и поедешь во Флоренцию.

— Почему я, а не мы? Мне казалось, что ты не хочешь со мной расстаться?

— Так оно и есть, но я не умею ездить на лошади и могу задержать тебя. Ты и одна можешь предупредить монсеньора Лоренцо о том, что против него готовится заговор. К тому же, если тебе все удастся, то Франческо и Иеронима могут никогда больше не вернуться в Рим. Потом я догоню тебя, и мы вместе поедем к маленькому Филиппу, — с довольным видом закончила Хатун, как будто предлагала поход на веселую вечеринку, а не план убийства с последующим бегством.

Фьора пребывала в нерешительности.

— Ты считаешь, что это разумно: идти во дворец Риарио?

А что нам делать с князем Джироламо?

— Его там не будет, — пообещала Хатун.

— Я это уже один раз слышала, но ты знаешь, чем все закончилось!

— В этот раз никакой ловушки не будет. Завтра он поедет со своей новорожденной дочерью на торжественную церемонию в Латран, где папа собственноручно окрестит ее. Мне известно, на какое время назначены эти крестины. А теперь позволь мне уложить тебя в постель. Может прийти твой супруг, но я лягу возле двери. Ты просто зайдешь за мной, когда все будет закончено.

Она спрятала кинжал под подушки, наволочки которых были сплошь расшиты золотом, а затем стала раздевать Фьору.

Надо было торопиться, потому что на верхней галерее раздавались шаги. Фьора только успела лечь под одеяло, когда открылась дверь и вошел Франческо Пацци, который все еще держал в руке факел и тащил за собой, как на буксире, Карло, ведя его, как ребенка, за руку.

Молодожен был одет в тяжелое платье, расшитое крупными золотыми цветами, что еще сильнее подчеркивало нездоровый цвет его лица. Пацци подвел его прямо к постели и молча остановился напротив, глядя на Фьору горящими глазами. Он, должно быть, много выпил, и его тяжелое дыхание доносило до Фьоры запах вина. Молодая женщина увидела, как его тяжелый взгляд обратился к Карло, а свободная рука потянулась к висевшему на поясе кинжалу. Она физически почувствовала жажду убийства, которой был полон этот человек, и подумала, что он может избавить ее от поступка, внушавшего ей естественное отвращение. Но она также понимала, что окажется в его власти и нечего будет