Процессия была столь же длинна, сколь и титул усопшего и ещё здравствующего Властелина:

– Мы, самодержец и император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, Великия малая и белая Руси и прочая и прочая, а в этом “прочая” содержался перечень всех земель, рублем, мечом, сговором иль “волеизъявлением мужей знатных” присоединенных к империи, коих и числились повелителем и обладателем все Романовы (а точнее сказать, Гольштейн-Готторпы), с Петра III поочередно занимавшие трон, обагренный кровью пращуров. И каждому титулу: великий князь Киевский, Владимирский, Новгородский, Рязанский, Тверской, Смоленский, Ярославский и т. д., ханств: Казанского, Астраханского, Ногайского, Крымского, Сибирского, всех Кавказских, Закавказских и Закаспийских земель – соответствовала в процессии и корона иль иные символы как вещественное олицетворение царств, ханств, земель. Эта символика в золоте, алмазах, бриллиантах возлежала на атласных пурпурных подушечках, покоилась в немощных старческих руках, окольцованных золотом, усыпанным алмазом и прочей мишурой, а руки несущие соединялись с мундиром, золотом вытканным, осыпанным алмазами, бриллиантами и прочая и прочая бижутерия.

Медленно ползла, извиваясь змеею и вновь вытягиваясь, золотосверкающая, алмазоносная процессия от дворца к крепости, от последнего жилища царя до его вечной обители.

Но вот среди золототканых мундиров возникло какое-то движение, как от камня, брошенного в затянутую ряской воду, раздался всплеск, пошли и замерли круги; то старый генерал князь Шаховской, шествовавший в центре с короною Казанской в руках, задремав, начал поклевывать носом, сбиваясь с мерного шага; видя это, ассистент подвинулся ближе и протянул руку, чтоб предотвратить падение сокровища со старцем, но тут из среды гвардейцев, обрамлявших процессию, бросился бравый молодец, схватил ассистента за руку с громким криком “давно я за тобою, шельмец ты эдакий, слежу, ты не уйдешь, вор, от меня”. К счастию, очнулся Шаховской, поспешил на выручку ошеломленному от опасности внезапного нападения своему ассистенту…»

Злые воспоминания…

Авторам казалось, что они обличают великого русского императора, а они обличали лишь самих себя.

Говорят, что незадолго до смерти Николай I попросил пригласить старшего внука – Николая Александровича…

Этот мальчик должен был стать Николаем II, но не стал, вместо него, после его скоропостижной смерти, наследником стал его брат, будущий император Александр III, а Николаем II стал сын Александра III…

Этот единственный из царей Романовых святой царь-мученик мог бы быть Николаем III.

Точно так же, как Николай I мог бы тоже остаться Николаем III[194]…

– Учись умирать… – сказал император Николай I странные слова, прощаясь со своим внуком Николаем…

Как любили писать в старину, «в среду на святой неделе, внезапно, со своей недосягаемой высоты грянул Иван Великий, загудел над всем городом непрерывным радостным звоном. У Великого князя Николая Павловича и супруги его Александры Федоровны родился сын первенец, нареченный Александром».

Случилось это 17 апреля 1818 года… 1818 год не ознаменован в истории России громкими событиями – не было ни войн, ни мятежей, ни переворотов. И вместе с тем в этот год случилось несколько событий, которым, хотя они и совершались не громко, а отчасти и потаенно, суждено было на многие годы вперед определить весь ход русской истории.

В 1818 году было создано декабристское общество Союз благоденствия, в том же году был подготовлен для Александра I секретный проект конституции – «Государственная уставная грамота Российской империи», а Н.М. Карамзин преподнес императору первый экземпляр «Истории государства Российского»…

Таким был этот год – год рождения человека, которого назовут в народе Царем-Освободителем. Впрочем, никто тогда не думал, что Александр Николаевич взойдет когда-нибудь на русский престол…

Удивительно, но о семейной жизни русских царей в допавловские времена мы знаем гораздо больше, нежели о жизни последних русских императоров…

В XVIII веке, вероятно, с легкой – на самом деле тяжелой! – руки Петра I, публично казнившего камергера и любовника своей жены Екатерины Алексеевны – Виллима Монса, а потом публично возившего ее полюбоваться на отрубленную голову, скрывать любовные похождения и увлечения царствующей особы не считали нужным.

Личная жизнь императоров и императриц была открытой, почти публичной. Отчасти этой открытости способствовали и дворцовые перевороты, когда гвардейские полки стали непременными участниками семейных разборок…

Но после правления Павла все сразу переменилось.

И хотя о любовных похождениях и Александра I, и Николая I сложено немало легенд и судачили об этом тогда тоже достаточно много, но ни одно увлечение уже не способно было повлиять на ход истории. Времена служанки Марты и певчего Кирилла Разумовского ушли в прошлое. Да и сама семейная жизнь, сам быт Царской Семьи уходит на второй план, становится незаметным.

На виду у всех – облаченная в застегнутый мундир фигура императора, носителя верховной власти, человека гораздо менее свободного в своих поступках, чем любой из подданных…

Известно, что детские годы Александра II проходили вполне спокойно и счастливо. Никаких раздоров не было в семье, отец, тогда еще и не думавший об императорском титуле, по вечерам часто появлялся в детской, обучая сына игре в оловянных солдатиков.

– Бросайте жребий! – объявлял он детям. – У кого мне сегодня быть начальником штаба?

И далее начиналась игра.

Из ящиков доставались солдатики, пушки, палатки и прочие принадлежности лагерной и боевой жизни. Все это раскладывалось на столе, и здесь, на столе, по всем правилам полководческого искусства, проводились маневры, разыгрывались сражения.

Понятно, что для Александра II польза от этих совместных с отцом игр была не столько даже практическая, сколько нравственная. Впервые в истории русской императорской семьи отец уделял так много времени воспитанию сына.

Еще в 1818 году в стихах на рождение Александра В.А. Жуковский пророчески воскликнул:

Великий князь Николай Павлович помнил эти стихи и делал все, чтобы из благого пожелания они стали реальностью…

Семейная теплота окружала будущего императора, и проявлялась она не экзальтированно, не судорожно, а ровно и естественно.

«Проезжая мимо Аничкова дворца, – вспоминала его мать императрица Александра Федоровна, – я увидела в окне на руках у няни маленького Сашу, и глаза мои наполнились слезами»…