Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же за войну он дважды получил Героя, имел 9 орденов Ленина, 4 ордена Красного Знамени и, что очень важно, 3 ордена Суворова 1-й степени, плюс другие ордена. Я не знаю больше ни одного полководца, который бы имел 3 ордена Суворова 1-й степени. Это показатель! И хочу еще раз подчеркнуть, что он только внешне казался грубым, слова у него часто были как полено, но при этом он был очень человечным, честным и весьма обязательным. Однако терпеть не мог лжи: если кто-то однажды ему солгал, то уже никогда не отмоется. Презирал и слабых: если на кого-то гаркнет и тот сразу скис, он станет его «добивать». Но если устоял или тем более дал сдачу – все нормально, будет относиться с уважением.
Но вернемся в Мурманск, на перрон вокзала. После «приветственного слова» маршала всех сдуло как ветром. Я, естественно, остался – такая уж участь.
– Ты кто? Заходи в вагон. – Заместитель командира 131-й мотострелковой дивизии. – Это дивизия, с которой я провожу учение? – Так точно. Мне, товарищ маршал, приказано находиться с вами и давать пояснения в части местных условий и наших войск. – Интересное дело. А зачем тогда мне штаб руководства?
– Но штаб руководства здесь впервые, как и вы. А я уже служу здесь седьмой год. – Ишь ты какой! А где еще служил?
– Начинал службу под Сталинградом в 1942 году в 62-й армии.
Закончил войну в Берлине в 8-й гвардейской армии. Пять лет служил в Группе оккупационных войск в Германии. Год в Киевском военном округе, а после академии направили сюда.
Василий Иванович «потеплел», что мне и надо было. А если бы он и меня вытолкал, то мне свои задачи пришлось бы выполнять, выглядывая из-за угла.
– Так мы с тобой, выходит, земляки. Ну, расскажи, кого ты помнишь по армии?
Я начал перечислять, а он им всем давал характеристику, причем весьма точно. В разгар беседы пришел проводник вагона и сказал, что поезд сейчас будут загонять в тупик. Все зашевелились. Я сказал, что машины стоят сразу при выходе. Порученец и адъютант с вещами двинулись вперед, а мы с маршалом пошли вслед за ними. Многие останавливались и здоровались с ним. Василий Иванович отвечал, улыбался.
Говорят, что на Севере люди суровые, неприветливые. Я не могу этого подтвердить.
Мы разместились в машинах и отправились в путь. Впереди на «Волге» ехали адъютант маршала с вещами и я. За нами следовал ЗИМ с маршалом и порученцем. Условились, что по пути, если потребуется, ЗИМ нам просигналит и мы остановимся. Остановок было три. Первая – когда проехали Мурманск и въехали в Колу, здесь оканчивался Кольский залив и сюда же впадала река Кола. Маршал вышел, посмотрел на залив и задал несколько вопросов. Вторая остановка была на реке Большая Западная Лица. Здесь я подробно рассказал об оборонительных боях и о том, что этот рубеж немцы перешагнуть фактически уже не могли. Третью остановку сделали на реке Титовка – там, где начиналась война. В двух последних случаях маршал внимательно слушал и, расхаживая, рассматривал все вокруг.
Наконец добрались до Печенги. Проехали прямо к домам Военного совета. Пока порученец и адъютант заносили вещи в дом, маршал изучал окружающую местность, задавал вопросы. Время уже подходило к обеду. Мы зашли в дом, маршал снял шинель и зашел в главную комнату – гостиную, она же и кабинет. Зашли и мы – и у меня все внутри оборвалось: прямо на стене висел большой портрет Чуйкова со всеми регалиями. Он посмотрел на портрет, нахмурился, покосился на меня. В это время из столовой выскочила незнакомая мне, боевая официантка – и к маршалу:
– Василий Иванович, обед готов, стол накрыт, можно приступить к трапезе, пока все свеженькое.
Маршал помедлил, а потом, глядя на портрет, спрашивает у официантки:
– А это здесь давно висит?
У меня вспотела спина. Официантка сложила руки и, тоже глядя на портрет, говорит:
– Вы знаете, я уже даже не помню, когда появился здесь портрет. Но давно.
Я, чтобы вырваться из этой нелепой ситуации, попросил разрешения выйти, сказав, что буду в оперативной группе и что порученец (а он при этом присутствовал) может меня в любое время вызвать. Маршал разрешил.
Я быстро вышел, вытер шею и лоб и, продолжая переживать из-за этого портрета, отправился к начальнику Дома офицеров.
– Это чья работа с портретом Чуйкова? – накинулся я на свою жертву.
– Нашего художника Ивана Ивановича, он прекрасно написал…
– Я в смысле – кто вас уполномочил вывешивать портрет в доме у маршала?
– Так вы же сами, товарищ полковник, сказали, уезжая в Мурманск, чтобы я пересмотрел библиотеку и, вообще, создал в доме уют. Я все выполнил.
– Но портрет совершенно ни к чему. Вы знаете, чем это попахивает?
– Ничем это не попахивает. У нас в стране портреты членов и кандидатов в члены Политбюро, а у военных, кроме того, – членов коллегии Министерства обороны вывешивались во всех Ленинских комнатах, в спальных помещениях казарм, в клубах, на строевых плацах, в Домах офицеров. И у нас, вы знаете, есть не только портреты членов коллегии Министерства обороны, но и всех Маршалов Советского Союза – целая галерея на втором этаже.
– Ну, вы же могли хоть со мной посоветоваться?
– Вас не было, а я хотел как лучше.
В общем, «разгромить» мне начальника Дома офицеров не удалось. Но когда я пошел на обед и навел справки в отношении официантки – откуда она взялась, то наш начальник военторга доложил, что вчера вечером привезли двух поваров и двух официанток из Ленинграда. Сказали, что они давно Чуйкова обслуживают и он к ним привык, и попросили разместить их в соседнем доме, где и продукты.
– Да маршал впервые ее видел, так же, как и я, и вопросы ей задавал как местному работнику!
Этого мне никто объяснить не мог, но то, что, кажется, на этот раз пронесло и первый день в основном прошел «без больших потерь», принесло облегчение.
Маршал встретился со штабом руководства. Ему доложили, что дивизия выведена в исходное положение, всем участникам учения вручены необходимые документы, командир дивизии принял решение начать боевые действия и готов это