Во время этих хищнических набегов многие из готских детей, проданных в рабство, были отысканы и возвращены своим огорченным родителям; но эти нежные свидания, вместо того чтобы пробудить в душе готов чувства человеколюбия, лишь воспламеняли их врожденную свирепость жаждой отмщения. Они с напряженным вниманием выслушивали от возвратившихся из плена детей жалобы на гнусные жестокости, которые им приходилось выносить от сластолюбия или от гневных взрывов их хозяев, и они стали совершать точно такие же жестокости и точно такие же гнусности над сыновьями и дочерьми римлян.

Военные действия против готов. 377 год. Валент изъявил намерение двинуться со своей армией из Антиохии к Константинополю, для того чтобы подавить это опасное восстание, а так как ему были небезызвестны трудности такого предприятия, то он обратился с просьбой о помощи к своему племяннику, императору Грациану, располагавшему всеми военными силами Запада. Опытные войска, охранявшие Армению, были поспешно отозваны; эта важная граница была предоставлена на произвол Шапура, а руководительство военными действиями против готов было поручено на время отсутствия Валента его заместителям Траяну и Профутуру — двум военачальникам, которые имели очень высокое и очень ошибочное мнение о своих собственных дарованиях. Когда они прибыли во Фракию, к ним присоединился комит дворцовой стражи Рихомер, а пришедшие под его начальством западные вспомогательные войска состояли из галльских легионов, между которыми до такой степени распространилась наклонность к дезертирству, что они были сильны и многочисленны только с виду. На военном совете, на котором гордость заглушала голос рассудка, было решено действовать наступательно против варваров, расположившихся на обширных и плодородных лугах подле самого южного из шести устьев Дуная. Их лагерь был окружен укреплениями из повозок[400], и они наслаждались плодами своей храбрости и награбленной добычей, полагая, что они вне всякой опасности внутри этого обширного огороженного места. В то время как они предавались шумному разгулу, бдительный Фритигерн следил за движениями римлян и предугадал их намерения.

Он заметил, что число неприятелей постоянно увеличивалось, а так как он догадывался, что они намереваются напасть на его арьергард, лишь только недостаток фуража заставит его перенести свой лагерь на другое место, то он отозвал все отряды, бродившие по окрестностям с целью грабежа. Лишь только они увидели пылающие вехи, они с невероятной скоростью повиновались поданному их вождем сигналу; лагерь наполнился толпами воинов. Уже приближалась ночь, и обе армии готовились к битве, которая была отложена только до рассвета. Когда раздались звуки трубы, призывавшей к оружию, взаимная торжественная клятва укрепила в готах их мужественную решимость, а когда они двинулись навстречу врагу, грубые песни, превозносившие славу их предков, смешивались с свирепыми и неблагозвучными криками, представлявшими совершенную противоположность с искусственной гармонией римских воинственных возгласов. Фритигерн обнаружил в некоторой степени свое военное искусство, заняв одну возвышенность, которая господствовала над полем битвы; но кровопролитный бой, начавшийся на рассвете и окончившийся с наступлением ночи, поддерживался с обеих сторон упорными усилиями личной энергии, храбрости и ловкости. Армянские легионы поддержали свою воинскую репутацию, но они были подавлены численным превосходством готов; левое крыло римлян было приведено в расстройство, и поле было усеяно их изуродованными трупами. Впрочем, эта частная неудача римлян вознаграждалась успехами с другой стороны, и когда обе армии с наступлением ночи удалились в свои лагеря, ни одна из них не могла похвастаться ни славой, ни результатами решительной победы. Понесенные потери были особенно чувствительны для римлян, так как их армия была менее многочисленна; а готы были так удивлены и обескуражены этим энергическим и, быть может, неожиданным сопротивлением, что в течение целой недели не выходили из-за своих укреплений.

Союз готов с гуннами, аланами и пр. Дальнейшее движение готов было приостановлено нерешительным исходом этого кровопролитного сражения, а императорские полководцы, опасаясь, что другая подобная битва совершенно истощит их армию, составили более благоразумный план истребить варваров под гнетом нужд столь многочисленного сборища. Они готовились запереть вестготов в узком углу между Дунаем, скифской степью и Гемскими горами[401] и держать их там до тех пор, пока неизбежное влияние голода не истощит их физических сил и душевной бодрости. Этот план приводился в исполнение с некоторой последовательностью и успехом: варвары уже почти истощили и свои собственные хлебные запасы, и то, что они собрали с полей, а главный начальник кавалерии Сатурнин направлял все свои усилия к тому, чтобы усилить и сузить сферу римских укреплений. Его труды были прерваны тревожным известием, что новые многочисленные толпы варваров перешли никем не защищаемый Дунай, или для того чтобы помочь Фритигерну, или для того чтобы последовать его примеру. Основательное опасение, что он сам может быть окружен и разбит неизвестным ему неприятелем, заставило Сатурнина отказаться от осады готского лагеря; тогда раздраженные вестготы, выйдя из своего заключения, удовлетворили и свой голод, и свою жажду мщения опустошениями плодородной страны, которая простирается с лишком на триста миль от берегов Дуная до Геллеспонта. Прозорливый Фритигерн с успехом воспользовался страстями и интересами своих варварских союзников, которые из склонности к грабежу и из ненависти к римлянам поддержали красноречие его послов и даже предупредили его. Он вступил в тесный и выгодный союз с главными силами своих соотечественников, повиновавшихся Алафею и Сафраксу как опекунам их малолетнего царя; продолжительная неприязнь между соперничавшими племенами прекратилась благодаря сознанию общности их интересов; вся независимая часть нации стала под общее знамя, и вожди остготов, как кажется, преклонились перед превосходством гения вестготского вождя. Он приобрел содействие тайфалов, воинская репутация которых была замарана гнусностью их семейных нравов. Каждый юноша при своем вступлении в свет соединялся узами достойной уважения дружбы и скотской любви с одним из воинов этого племени, и он не мог высвободиться из этого противоестественного союза до тех пор, пока не доказал своего мужества, убив без посторонней помощи огромного медведя или лесного кабана[402]. Но самых могущественных союзников готы получили из лагеря тех врагов, которые выгнали их из родины. Распущенность дисциплины и обширность владений гуннов и аланов замедлили их завоевания и внесли смуту в дела их управления. Некоторые из их орд соблазнились щедрыми обещаниями Фритигерна, и быстрая кавалерия скифов придала новые силы и энергию стойкости готской пехоты. Сарматы, которые никогда не могли простить преемнику Валентиниана своего прежнего поражения, воспользовались общим смятением и усилили его, а вторжение алеманнов в галльские провинции отвлекло и внимание, и военные силы западного императора.

Победа Грациана над алеманнами. 378 год. Одним из самых опасных последствий допущения варваров в армию и во дворец