были отражены с значительными потерями; но таково было малодушие Валентовой политики, что храбрые офицеры, исполнившие свою обязанность, защищая страну, были наказаны за это потерей своих должностей и едва спасли свою жизнь. Наконец было получено императорское повеление переправить через Дунай всю готскую нацию; но его исполнение было делом тяжелым и трудным. В Дунае, который в этом месте имеет более мили в ширину, вода очень поднялась вследствие непрерывных дождей, и во время беспорядочной переправы много людей было унесено и потоплено быстрой стремительностью течения. Был заготовлен целый флот, состоявший из кораблей, шлюпок и лодок, которые день и ночь переезжали с одного берега на другой, а офицеры Валента следили с напряженным усердием, чтобы ни один из варваров, которым было суждено ниспровергнуть самые основы Римской империи, не остался на противоположном берегу. Было признано необходимым вести аккуратный счет перевозимым варварам; но те, кому это было поручено, с удивлением и ужасом отказались от такой нескончаемой и неисполнимой задачи, а главный историк той эпохи серьезно утверждает, что при виде бесчисленных готов можно было поверить существованию тех чудовищных армий Дария и Ксеркса, которые до тех пор считались пустыми выдумками легковерной древности. По приблизительному расчету число готских воинов определяли в двести тысяч человек; а если к этой цифре прибавить соразмерное число женщин, детей и невольников, то в итоге этого громадного переселения получится около миллиона людей обоего пола и всех возрастов. Дети готов или по меньшей мере дети сколько-нибудь значительных лиц были отделены от толпы. Но то условие, которое было самым оскорбительным для готов и самым важным для римлян, было обойдено самым позорным образом. Так как варвары смотрели на свое оружие как на почетное отличие и как на залог своей безопасности, то они готовы были предложить за него все, что только могло удовлетворить похоть или корыстолюбие императорских офицеров. Чтобы удержать свое оружие, надменные воины соглашались, хотя и неохотно, на бесчестие своих жен и дочерей; прелестями красивой девушки или красивого мальчика они покупали потворство инспекторов, которые иногда поглядывали с завистью на обшитые бахромой ковры и холстяные одежды своих новых союзников[395] или не исполняли своего долга из низкого желания снабдить свои фермы скотом, а свои дома рабами. Готам было дозволено войти в шлюпки с оружием в руках, а когда все их военные силы собрались на другом берегу реки, их громадный лагерь, раскинувшийся по долинам и холмам Нижней Мезии, принял грозный и даже враждебный вид. Вожди остготов Алафей и Сафракс, охранявшие своего малолетнего царя, появились вскоре вслед за тем на северных берегах Дуная и тотчас отправили послов к антиохийскому двору, чтобы просить с одинаковыми уверениями в преданности и признательности такой же милости, какая была оказана вестготам. Решительный отказ Валента приостановил их движение и обнаружил сожаления, подозрения и опасения императорских советников.

Их бедствия и недовольство. Чтобы справляться с варварским народом, незнакомым ни с дисциплиной, ни с привычками оседлой жизни, нужна была большая твердость и ловкость. Ежедневная доставка съестных припасов почти для целого миллиона новых подданных требовала постоянной бдительности и опытности и могла быть ежеминутно прервана какой-нибудь ошибкой или несчастной случайностью. Если бы готы заметили, что к ним относятся со страхом или с пренебрежением, то они из наглости или из негодования могли бы решиться на самые отчаянные предприятия, и безопасность империи, по-видимому, зависела как от благоразумия, так и от бескорыстия Валентовых военачальников. При таких критических обстоятельствах военное управление Фракией находилось в руках Лупициния и Максима — людей продажных, которые готовы были жертвовать общественной пользой малейшей надежде личной наживы и в оправдание которых можно было бы сослаться только на их неспособность понимать, к каким пагубным последствиям вела их безрассудная и преступная система управления. Вместо того чтобы исполнять приказания своего государя и удовлетворять в надлежащем размере требования готов, они стали облагать нужды голодных варваров неблагородным и притеснительным налогом. Самая дурная пища продавалась по неимоверно высокой цене, и вместо здоровых и питательных съестных припасов рынок наполнялся мясом собак и нечистых животных, павших от болезни. Чтобы добыть фунт хлеба, гот отказывался от обладания полезным рабом, которого он не был в состоянии прокормить, а небольшое количество говядины с жадностью покупалось за десять фунтов драгоценного металла, который сделался почти бесполезным. Когда они издержали все, что имели, они стали отдавать в обмен на съестные припасы своих сыновей и дочерей, и, несмотря на одушевлявшую каждого гота любовь к свободе, они подчинились тому унизительному принципу, что для их детей лучше кормиться в рабском состоянии, чем погибать от голода в беспомощной независимости. Тирания мнимых благодетелей, которые требуют признательности за услуги, уже изглаженные из памяти причиненным впоследствии вредом, способна внушить самую сильную ненависть, — и чувство озлобления мало-помалу распространялось по всему лагерю варваров, которые безуспешно ссылались на свое терпение и покорность и громко жаловались на негостеприимное обхождение своих новых союзников.

Перед их глазами расстилалась богатая и плодородная провинция, среди которой они терпели невыносимые лишения искусственной бесхлебицы. Но средства для спасения и даже для мщения находились в их распоряжении, так как жадность тиранов оставила в руках угнетенного народа его оружие. Громкие жалобы толпы, не привыкшей скрывать свои чувства, были первыми признаками готовившегося сопротивления; они встревожили робких и преступных императорских наместников Лупициния и Максима. Эти лукавые министры, прибегавшие в замене мудрых и благотворных принципов общей политики к изворотливым временным мерам, попытались удалить готов от их опасной стоянки на границах империи и рассеять по отдельным лагерям внутри провинции. Так как они сознавали, что не заслуживают ни уважения, ни доверия варваров, они стали со всех сторон собирать военные силы, чтобы быть в состоянии принудить к переселению народ, еще не отказавшийся от названия и обязанностей римских подданных. Но полководцы Валента, сосредоточивавшие все свое внимание на недовольных вестготах, имели неблагоразумие разоружить корабли и укрепления, составлявшие оборону Дуная. Этой пагубной оплошностью воспользовались Алафей и Сафракс, нетерпеливо выжидавшие удобной минуты, чтобы увернуться от преследования гуннов. При помощи добытых на скорую руку плотов и судов вожди остготов перевезли через Дунай, без всякого сопротивления, своего царя и свою армию и смело раскинули свой враждебный и независимый лагерь на территории Римской империи.

Восстание готов в Мезии и их первые победы. Под именем судей Алавив и Фритигерн были вождями вестготов и в мирное, и в военное время, а власть, которой они пользовались по рождению, была утверждена свободным одобрением нации. В эпоху спокойствия оба они пользовались и одинаковым рангом,