— Достойная шутка. — Майкл наклонил голову и вскинул бровь, мол, юмор у врача на уровне. — Там тело моей жены. Я должен осмотреть его. Опознать, в конце концов… — Майкл всплеснул руками и скривился от боли в груди.

— Ну давайте попробуем встать. — Врач отложил карточку. — Если пройдёте до двери, то можно и в морг спуститься.

Майкл спустил одну ногу, а Алрой помогал ему подняться. Опираясь на руку друга, Майк делал мелкие шаги. И почему ранение в груди, а больно всему телу? Конечно, Майк прекрасно знал ответ на этот вопрос, однако всё равно он вертелся в голове.

— Ну-у-у… — Врач вскинул брови и поджал губы. — Неплохо. Но только если вы пойдёте вместе с ним, — обратился он к Алрою.

— Конечно.

Алрой помог Майку надеть больничный халат и повёл его к лифту. Уже у лифта Майкл тяжело дышал, словно милю пробежал. Он облокотился о стену ладонью и шумно выдохнул.

— Не думал я, что это так сложно! — Майкл опёрся на Алроя.

Они спустились в подвал. Не успели двери открыться, как уже повеяло неприятным холодом. Словно они не в морг спустились, а в чистилище. Майкл вздрогнул от своей фантазии и выкинул эти мысли. Но в морге действительно было холодно.

— Здравствуйте. Чем могу помочь? — спросил патологоанатомом.

— У всех врачей «Курятника» такой дурацкий юмор? — буркнул Майкл в плечо Алроя. Тот прыснул, но быстро вернул серьезность лицу.

— Нам нужно увидеть тело Шарлотты Морган, — сказал Алрой.

— А вы…

— Муж, — с долей раздражения ответил Майкл.

— Минуту.

Врач проверил по компьютеру и открыл отсек в морозилке. Выкатив каталку, он отошёл в сторону. Майкл сглотнул, но подошёл почти вплотную.

— И что вы тут опознавали? — Он повернулся к Алрою. — Всё тело сгоревшее.

— Мы проводили ДНК-текст, — вмешался судмедэксперт. — Конечно, с таким поражением невозможно кого-то опознать. Так же мы сравнили слепки зубов.

— Можно взглянуть на результаты? — В Майке снова появилось недоверие. Врач кивнул и протянул результаты вскрытия. Майкл пробежался глазами. А потом ещё раз. И ещё. Будто это помогло бы поменять буквы местами… В экспертизе даже про выкидыш отмечено… Всё совпадало.

— Вы перепроверяли? — Майкл и сам не понял, к кому обратился: к врачу или к другу.

— Майк, Шон поставил на уши всю больницу, и…

— Перепроверяли или нет? — повысил голос Майк и тут же осёкся. Ни Алрой, ни судебно-медицинский эксперт не заслужили, чтобы на них кричали.

— Да. Анализ проводился три раза. Ошибки нет, — твёрдо ответил патологоанатомом.

Майкл пошатнулся, но вовремя ухватился за край каталки. Почему-то сейчас было больнее… Хотя, возможно так ощущалось, потому что только сейчас он окончательно осознал, что она мертва. Майкл зажевал губу, чтобы вновь не пустить слёзы. Хотя по большому счёту он бы и не заплакал: злость сейчас была сильнее и всё больше набирала обороты.

— Имей в виду, Ал, — процедил Майк и прикрыл глаза. — Если эта сука не сдохнет на электрическом стуле… Я сам его убью. И да, это угроза. Очень конкретная угроза.

Майкл ещё раз взглянул на труп и пошёл к лифту. Его била мелкая дрожь. Однако он не понимал из-за чего: то ли из-за злости, то ли из-за душевной боли, то ли это просто холод… Только с каждой секундой Майка трясло всё сильнее. А ещё сердце бешено колотилось.

Майкл не шутил, когда сказал, что хочет убить Солоффа. Он чётко понимал последствия, однако желание уничтожить человека, который отнял у него всё, было сильнее. Возможно, через пару дней он отойдёт и решит, что это были лишь эмоции, однако сейчас он был настроен как никогда…

***

Лил сильный дождь. Майкл стоял у могилы, держа в руках белую розу. Несмотря на мерзкую погоду в начале мая, людей было очень много: все, с кем Шарлотта работала в бюро, практически все сотрудники корпорации, даже бывшие коллеги с Сиэтла…

Хоронили Чарли так же, как и Стива: со всеми почестями. Насквозь мокрые солдаты делали всё чётко и слаженно. Майкл повернулся: справа от него всхлипнула Николь, прижимаясь к Брэндону. Как бы ему хотелось тоже заплакать… Только все слёзы куда-то ушли.

Когда прогремел первый выстрел, Майкл обернулся на машину, в которой сидел Ники. Он смотрел на отца, держась за приоткрытое окно. Было решено, что он останется в машине, чтобы не промокнуть. Да и Майку не хотелось брать его на ещё одни похороны… Он коротко улыбнулся сыну и повернулся обратно.

Как бы сильно ни переживал Майкл за сына, его очень удивило, что Николас воспринял новости о смерти Чарли очень стоически и мужественно. Пожалуй, не все взрослые так спокойно воспринимают чью-то смерть, как это сделал Ник. Наверное, потому что дети не совсем адекватно и объективно воспринимают информацию о смерти людей.

Впрочем, «стоически и мужественно» тоже не совсем верное определение: Ники замкнулся в себе. Он не разговаривал с отцом, с крёстными, с бабушкой… даже с весёлым дядей Эдом не желал говорить.

— Пап, — позвал Ник.

Майкл вздрогнул и огляделся. Он настолько ушёл в себя в этот день, что не помнил, как подъехал к дому. Не помнил, как несли гроб, не помнил, что говорил, не помнил вообще ничего…

Майкл мотнул головой, мол, что такое?

— Почему они нас бросили?

Майк сглотнул, но всё же повернулся к нему. Николас сидел в детском кресле, а нижняя губа ходила ходуном, говоря о том, что он вот-вот расплачется.

— Ники, сынок. — Майкл выдохнул и вышел из машины. Не успел он открыть дверь, как Ник бросился ему на шею, плача в голос.

— М-мама нас… б-бросила! Ч-чарли-и-и нас т-тоже б… бросила! — захлёбываясь в истерике, Ник крепче прижался к отцу, а Майк отстегнул его и взял на руки.

— Малыш, они нас не бросали. Просто смерть — очень сложная штука… Она всегда приходит тогда, когда её не ждёшь. И забирает тех, кого мы любим больше всего на свете. Уверен, что маме с Чарли очень хорошо на небе с ангел…

— Ненавижу ангелов! — Николас начал брыкаться, чтобы Майк поставил его на землю. — И Бога ненавижу! И Чарли с мамой тоже ненавижу! — Он поднял глаза к нему, вытирая слёзы. — Всех вас ненавижу! Сидите там на своих облаках и плачьте, потому что я вас больше не люблю!

Он топнул ногой и побежал к двери. Майкл пошёл за ним, чтобы открыть ему дверь, а сам только и думал, что очень хочет помочь сыну, да не может… Он даже не знал, чем помочь, чтобы детская горечь утраты ушла как можно скорее и максимально безболезненно.