Шон отошел назад, отряхнул руки от налипшей земли и чешуек мягкого белого камня и полюбовался своей работой. Все же что-то не так, чего-то здесь не хватает, подумал он, хмуря брови. И вдруг понял, в чем дело.

– Цветов не хватает, вот чего, – пробормотал он.

Шон поднял голову и увидел на вершине холма цветущие кустики алоэ. По усыпанному булыжниками и валунами склону он полез вверх. Добравшись почти до вершины, вынул нож и начал срезать цветущие стебли: лезвие легко впивалось в толстую мягкую плоть, из срезов густо шел сок.

Набрав букет, Шон принялся спускаться по склону. И вдруг краешком глаза заметил какое-то цветное пятнышко – словно между булыжниками кто-то побрызгал чем-то розовым и белым. Он свернул туда. Да это же литопсы, узнал он, подойдя поближе, готтентотские ромашки: каждый цветок – идеальная воронка с розовой горловиной и нежными желтыми лепесточками. Обрадованный находкой, Шон положил на землю тяжелый букет алоэ и подошел поближе. Нагибаясь, как жнец, он собирал цветы в маленькие букетики, перевязывал каждый прочной травинкой и постепенно двигался к краю скалистой трещины. Добравшись до этой расщелины, он выпрямился, чтобы дать отдых ноющей спине.

Расщелина была совсем узкая – он с легкостью мог бы перепрыгнуть через нее, – зато очень глубокая. Он мельком заглянул в нее без особого интереса. Трещину устилал отмытый дождями песок… и тут внимание его привлекли полузасыпанные песком кости какого-то крупного животного. Но не эти кости заставили его спуститься в расщелину, а лежащий среди них довольно объемистый кожаный предмет.

Последние несколько футов спуска Шон преодолел, скользя на заду. Достигнув дна расщелины, он внимательно осмотрел находку. Это оказалась кожаная вьючная сумка, которые обычно использовались на мулах, причем сумка двойная; пряжки на ремнях почти полностью съела ржавчина. Шон потянул сумку на себя, чтобы вытащить из песка, и его серьезно удивила ее тяжесть. Под воздействием солнечных лучей высушенная добела кожа легко трескалась, замки на обеих половинках тоже насквозь проржавели. Он разрезал ножом клапан одной из них… и вдруг из нее золотой струей посыпались соверены. Звеня, они падали на песок, и каждый сверкал золотом, словно весело улыбался ему.

Не веря собственным глазам, Шон смотрел на эту кучу золотых монет. Опустив сумку на песок, он присел над ней на корточки. Робко взял один из золотых кружочков и стал внимательно рассматривать портрет старого президента. Потом поднес монетку ко рту и прикусил. Зубы его вонзились в мягкий металл, и он вынул монету изо рта.

– Черт бы меня побрал, – пробормотал Шон и громко рассмеялся.

Откинувшись на корточках и запрокинув лицо к небу, он с чувством огромного облегчения и восторга заорал что есть силы.

Орал и смеялся он довольно долго, но потом вдруг радостный смех затих, и Шон пришел в себя.

Он набрал полные пригоршни золотых монет и поднес к глазам.

– Откуда, черт побери, вы здесь взялись? – задал он вопрос.

Ответ пришел сам собой, он содержался в мрачном лице, отчеканенном на каждой монете. Перед ним золото буров.

– И кто же ваш хозяин?

Ответ был тот же самый. Шон высыпал монеты сквозь пальцы обратно в кучу. Значит, золото буров.

– Черта с два! – сердито прорычал он. – С этой минуты вы – золото Кортни. – И принялся пересчитывать монеты.

Работали не только его пальцы, но и голова. Он хотел оградить свою совесть и готовился к защите. Буры ведь тоже ему должны, на другой чаше весов – караван фургонов со слоновой костью, который они у него отобрали, а еще они отобрали у него вклады в Народном банке. Рана в ногу шрапнелью – тоже их рук дело, а еще пуля в животе, три года невероятных трудностей и опасностей, гибель друга. За все это они у него в долгу. Расставляя монеты в стопки по двадцать в каждой, он обдумывал свои аргументы в этой тяжбе, все крепче утверждаясь в мысли, что они убедительны и надежны; он обосновывал доводы и выносил приговор в свою пользу.

– Приговор выносится в пользу стороны, подавшей апелляцию, – объявил он вслух.

Теперь Шон полностью сосредоточился на подсчете монет. И часа через полтора получил окончательный результат.

На плоском камне, который он использовал в качестве стола, лежал найденный им капитал. Шон закурил сигару, и от втянутого в легкие дыма закружилась голова. Теперь его совесть абсолютно чиста. Шона охватило чувство, что жизнь прекрасна. Ощущение благополучия приносило особую радость после депрессии, через которую он прошел.

– Шон Кортни принимает от правительства бывшей Республики Трансвааль сумму в двадцать девять тысяч двести фунтов стерлингов в счет полного погашения всех долгов и претензий.

Он снова усмехнулся и принялся рассовывать золото по сумкам.

Перекинув тяжелые вьючные сумки через плечо, с букетами цветов в руках Шон спустился с холма. Сперва оседлал коня и погрузил сумки на мула, а затем отправился к могиле Саула, чтобы положить на нее цветы. На фоне бурой травы они смотрелись ярко и весело.

Возле могилы Шон оставался еще час, стараясь получше устроить цветочную композицию и противясь искушению вслух поблагодарить Саула. Теперь он решил, что это золото – дар, полученный не от правительства республики, а от Саула Фридмана. Следовательно, это еще больше облегчало принятие неожиданного подарка.

Но вот наконец он вскочил в седло и двинулся в обратный путь.

Пока человек и его лошади удалялись, становясь на бескрайних просторах бурой равнины все меньше и ничтожнее, с юга пляшущим вихрем надвинулась пыльная буря. Высоченная вращающаяся колонна разогретого воздуха, смешанного с пылью и обломками сухой травы, раскачиваясь, двинулась в сторону кладбища у подножия холма. Какое-то время казалось, что она пройдет мимо, далеко в стороне от него, но вдруг столб резко изменил направление и бросился на двойной ряд могильных крестов. Он подхватил цветы с могилы Саула, поднял их в воздух и, оборвав лепестки, широко разбросал по всей равнине.

В сопровождении Майкла, тащившего самый тяжелый предмет багажа, саквояж, Шон вышел из двуколки и направился к двери ледибургской компании «Траст энд банкинг».

– А-а-а! Полковник Кортни! – с восторгом воскликнула юная дама за стойкой приемной. – Сейчас доложу о вас мистеру Паю.

– Не беспокойтесь, прошу вас. Эту радостную весть я принесу ему сам.

Когда дверь в кабинет распахнулась и вошли двое, Ронни Пай встревоженно поднял голову.

– Доброе утро, Ронни, – весело приветствовал его Шон. – Ну что, успел срубить монету сегодня или еще рановато будет?

Ронни что-то сдержанно пробормотал и встал.

Шон выбрал из кожаной коробки на столе сигару, понюхал.

– Неплохой табачок, лошадиным навозом попахивает, – заметил он и откусил кончик. – Дай-ка огоньку, Ронни, что стоишь? Я же твой клиент, где твои манеры?