– Вот почему тебе нужны эти деньги, да, Майкл?

– Да.

– Хочешь отдать их Шону?

– Я хочу выкупить себе долю посадок в Лайон-Коп. Я не собираюсь просто так отдавать свои деньги, это будет деловое соглашение.

– А как же насчет Теунис-Крааля? Ведь это твой дом. Ты здесь родился.

– Прошу тебя, папа. Я уже все решил.

– Это Шон тебе предложил?

– Нет. Он об этом ничего не знает.

– Значит, это твоя идея. Сам придумал. Ради него ты собираешься предать собственных родителей. Боже мой, откуда у него такая власть над тобой, если ты готов сделать это?

Густая краска бросилась в лицо Майклу, он отбросил кресло и вскочил на ноги:

– По-твоему, выходит, это предательство!

– Да, так оно и есть! – выкрикнул Гаррик. – То же самое совершил и Иуда. Мы с твоей мамой растили тебя, ни в чем тебе не отказывали. Кое-как наскребли денег, чтобы отправить тебя в университет. Всю нашу жизнь посвятили одному тебе. Мы трудились не покладая рук, ждали, что ты вернешься в Теунис-Крааль и…

Он замолчал, тяжело дыша, и стер с подбородка сорвавшуюся с губ слюну.

– А ты вместо этого сбежал к этому… к этой сволочи. И ты полагаешь, нам это понравится? А не думаешь ли ты, что тем самым сделаешь отца и мать несчастными? К кому угодно, но только не к нему ты должен был пойти! А теперь еще… теперь ты хочешь подарить ему половину Теунис-Крааля! Чтобы купить его…

– Перестань! – резко прервал его Майкл. – А прежде чем продолжишь, вспомни, от кого я получил свою половину Теунис-Крааля. Вспомни, кто первым сделал подарок.

Он взял шляпу и направился к двери.

– Майкл… – проговорил Гарри. В его голосе звучала такая мольба, что Майкл остановился.

– Что еще? – спросил он.

– Твоя доля… она, между прочим, не очень-то и большая. Я тебе раньше не говорил, но случилось такое время… ты тогда был еще совсем маленький. Падёж… И вот мне пришлось… – продолжать Гарри не смог.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сядь, Майкл. Сядь, и я тебе все покажу.

Майкл неохотно, опасаясь услышать нечто ужасное, вернулся и встал рядом с креслом.

Гарри выбрал ключ из связки на цепочке от часов и отомкнул верхний ящик стола. Достал оттуда свернутую в трубку бумагу и, сняв перевязывающую ее ленточку, молча протянул сыну.

Майкл развернул бумагу и прочитал заголовок:

– «Договор о залоге имущества».

С щемящим чувством в животе он перевернул страницу. Весь текст Майкл читать не стал. Только главное – слова и отдельные фразы, выделенные жирными буквами.

– Понятно. – Майкл вернул документ отцу и встал.

– Ты куда?

– В Лайон-Коп.

– Нет! – прошептал Гарри. – Нет, Майкл. Прошу тебя, сынок. Нет! О господи, нет!

Майкл вышел и тихонько закрыл за собой дверь.

Когда в кабинет зашла Анна, Гарри с опущенными плечами сидел за столом и молчал.

– Ты его отпустил! – прошипела она.

Гарри даже не пошевелился. Казалось, он ничего не слышал.

– Он ушел от нас! Ушел к твоему брату… и ты его не удержал, – проговорила она совсем тихим голосом. И вдруг пронзительно завизжала: – Никуда не годная пьяная свинья! Сидишь тут с утра до вечера, забавляешься своими книжечками. Мужчина называется… ты не смог даже сына сделать – пришлось этим заняться твоему брату! И удержать его тоже не сумел – какой ты мужчина после этого! Снова твой братик! И ты позволил ему уйти! Ты отнял у меня сына!

Гарри сидел без движения. Он ничего не видел и не слышал. Сознание его заволокло мягким серым туманом – туман застилал и зрение, и слух. Ему было тепло в этом тумане – тепло, спокойно и надежно. Никто не мог его тронуть, туман окутал его защитным облаком. Здесь Гарри находился в полной безопасности.

– Это все, на что ты годишься! – продолжала визжать Анна, хватая со стола лежащие перед ним рукописи. – Все эти твои бумажонки! Только и умеешь, что писать свои небылицы про других людей – про настоящих мужчин!

Она принялась рвать листы его рукописи на мелкие клочки, потом швырнула их ему в лицо. Обрывки бумаги разлетались во все стороны и, кружась, как мертвые листья, падали ему на плечи, на голову и сыпались на пол. А он все продолжал сидеть без движения. Тяжело дыша от горя и злости, она схватила остатки рукописи и тоже принялась рвать их, разбрасывая по всей комнате.

Они вдвоем стояли на вокзальной платформе. Не говорили ни слова. Успели наговориться за вчерашний день и за ночь, и тем для обсуждений уже не осталось. Они стояли и молчали, как два близких друг другу человека; посторонний, взглянув на них, сразу понял бы, что перед ним отец с сыном. Хотя Майкл рядом с огромным Шоном был и пониже ростом, и казался совсем худеньким, но все равно оттенок кожи и цвет волос были у них одинаковы. У обоих имелись характерный для всех Кортни крупный нос, большой рот и полные губы.

– Как только достану денег, дам телеграмму, – сказал Шон.

Накануне он подробно объяснил Майклу финансовое положение фермы Лайон-Коп и сообщил, как намеревается найти деньги, которые не допустят ее разорения.

– Я сделаю все как надо, – сказал Майкл.

Ему предстояло начать рубку уцелевшей от пожара акации. Накануне они вдвоем объехали все посадки и отметили участки, которые для вырубки.

– Удачи вам, дядя Шон.

– Раз уж теперь мы с тобой работаем вместе, Майк, предлагаю отбросить слово «дядя». Как-то оно слишком суконно звучит в обиходе.

Майкл улыбнулся:

– Удачи тебе, Шон.

– Спасибо, Майк.

Они крепко пожали друг другу руки, и Шон забрался в вагон.

Джексон оказался дружелюбен, но тверд, а Николс в «Стандард банке» чрезвычайно учтив и полон сочувствия. Шон взял билет на идущий к северу поезд до Йоханнесбурга: у него оставалось два, так сказать, патрона.

– Полковник Кортни! Как приятно вас видеть. – Портье «Кэндис-отеля» вышел из-за стола, чтобы поприветствовать Шона. – Только на прошлой неделе про вас вспоминали. Добро пожаловать в Йоханнесбург.