большевики – вдоль; всякий переход железнодорожного полотна для нас был сопряжен с риском наткнуться на бронепоезда врага, что при нашей слабости было очень опасно.

Генерал Марков, войдя в сторожку железнодорожного сторожа, вызвал по телефону с соседней станций какого-то из большевистских главковерхов и попросил его прислать бронепоезд, так как «кадеты подходят к переезду». Выстрелом из орудия в колеса паровоза бронепоезд был остановлен. Генерал Марков бросил гранату в паровоз, а добровольцы открыли огонь по вагонам. Бронепоезд был взят. Добровольцы захватили вагон артиллерийских снарядов и патронов, столь нам нужных…

Армия уходила на Дон. Мы двигались на подводах по 70–80 верст в сутки, удивляя большевиков неожиданностью своего появления. Однако в это время армия фактически от потерь почти растаяла. Она представляла собой бесконечный обоз раненых, охраняемый маленькими группами еще здоровых бойцов, также едущих на подводах.

Весна стояла в полном разгаре. Кубанская степь благоухала ковром цветов. Сады станиц стояли словно в снегу, а по ночам лягушачий хор мешал спать. Промелькнули хутора Журавские, станицы Бейсугская, Ильинская, Успенская, где армия имела 4-дневный отдых. Бои повторялись ежедневно, ибо мы двигались все время в полном окружении врага.

16 апреля вновь вступили в Ставропольскую губернию. Армию встретили огнем. Особенно упорной оказалась та же Лежанка, которую снова пришлось брать с большими потерями для врага.

В ночь на 23 апреля, в Страстную субботу, подходили к станице Егорлыкской. Была тихая пасхальная ночь, и только далекие зарева пожаров напоминали о людской вражде, не прекращавшейся даже в эту святую ночь. Ровно в полночь обоз вошел в станицу. Навстречу измученным добровольцам открылись двери храма, и в сиянии свечей оттуда несся гимн воскресения. Казалось, что мы славим воскресение всей России, освобождающейся от большевистской смерти…

Армия пришла на Дон, который начал сбрасывать с себя красную нечисть. Новочеркасск и Ростов были освобождены донскими казаками, вернувшимися из Степного похода, и отрядом полковника Дроздовского, пришедшего из Румынии. Добровольческая армия взяла с боем станции Сосыку, Крыловскую и др. Закончился Первый поход боем у разъезда Прощального. Армия стала на занятом ею плацдарме в Мечетинской, а обоз с ранеными ушел в Новочеркасск.

Каковы же итоги содеянного? 81 день похода, из них 45 дней в боях. 1050 верст пути. Выступили в количестве 3000, вернулись, пополненные кубанцами, в количестве 5000, оставив в степях могилы 400 убитых и вывезя 1500 раненых. С нами шли два Верховных Главнокомандующих, главнокомандующий фронтом, начальники высоких штабов, командиры корпусов, председатель и члены Государственной Думы, видные общественные деятели и журналисты.

Были проявлены подвиги беззаветной храбрости и самопожертвования. Мы не станем описывать отдельные случаи героизма, ибо их было очень много, и не в них значение похода. Были подвиги выше содеянных в походе, были лишения тяжелее наших, но никогда не было проявлено столько любви к родине и самопожертвования во имя ее, сколько проявили ушедшие в степь за родиной.

И надо признать, что первых добровольцев по их тернистому пути двигала путеводная звезда, озарявшая конечную цель – Родину, та звезда, имя которой любовь к родине, честь и самопожертвование.

Ведомые великим русским патриотом генералом Корниловым, первые добровольцы шли в постоянном окружении врага. В авангарде шел доблестный генерал Марков – шпага Корнилова, – человек, в котором редкостно сочетались качества талантливого офицера Генерального штаба – профессора Военной академии – с храбростью блестящего строевого командира. Будучи в 39 лет генерал-лейтенантом, он совершил поход в расцвете своих физических и умственных сил.

В арьергарде шел храбрый, спокойный и твердый генерал Богаевский. Тело армии составляли люди, считавшие себя обреченными, а свои жизни оконченными, ибо мало кто надеялся выйти живым из этого похода. Эти люди пылали жаждой смыть поругание и бесчестье своей родины. Могла ли такая армия не победить? Поход – неотъемлемое и драгоценное достояние национальной России, и, какие бы новые испытания ни послала нам судьба, мы должны помнить, что в самые тяжкие дни русского лихолетья Господь помог русскому народу в лице первых добровольцев защитить свою честь. Будем же бодро смотреть вперед, твердо веря в конечную победу правды над злом и в воскресение великой национальной России.

В. Черешнев[294]

Последний павлон[295]

В середине марта 1918 года, после соединения в Закубанье Добровольческой армии генерала Корнилова с отрядом Кубанского правительства, объединенные силы отдыхали в станице Ново-Дмитриевской, готовясь к основной операции – переправе через Кубань и штурму Екатеринодара.

Отдых, впрочем, был не особенно спокойным и безмятежным. Станица со всех сторон была окружена красными, которые вели повторные атаки со стороны Григорьевской слободы. Да и с других сторон неприятель сильными разъездами щупал «кадетов», стараясь найти у них слабое место. Атаки большевиков отражались контратаками добровольческой пехоты, а кольцевое охранение станицы несли конные части – дозорами, разъездами и заставами.

Накануне выступления армии в дальнейший поход 3-й взвод 2-й Кубанской офицерской сотни – в котором я «подвизался» рядовым всадником – был всю ночь в заставе по дороге на станицу Георгие-Афипскую. Еще до рассвета мимо нас начали проходить наши части, задачей которых было перерезать железную дорогу и выбить противника из Георгие-Афипской. Нашей заставе было приказано прикрывать проходящую пехоту, а по прохождении последней части – свернуться и идти на присоединение к своей сотне. Сотня же входила в состав конной группы, направленной вправо от наступающей пехоты, с задачей прикрыть ее от неприятеля, занимавшего аул Тохтамукай, и от бронепоездов, появлявшихся со стороны Екатеринодара.

Было уже светло, когда мимо нашей заставы прошли последние лазаретные линейки и свернувшееся пехотное охранение. На фронте нашего наступления уже закипел огневой бой; послышались выстрелы и справа, куда пошла наша конница.

Я со своим «подчаском», моим одностаничником урядником Кузьмой Телегановым, был в дозоре в кустах, на левом фланге нашей заставы. От командира взвода подъесаула Чигрина пришло приказание: оставить пост и присоединиться к взводу, который на рысях уже ушел догонять конный отряд. Посыльный сообщил, что из станицы уже ушли все наши части и что нам надо поторапливаться, чтобы не попасть в лапы большевиков, которые вот-вот войдут в станицу с противоположной стороны.

Пока мы добежали до своих лошадей, привязанных к какому-то плетню, пока отвязали их и сели в седла – посыльного и след простыл. Через канавы и межи, вдоль околицы станицы, поскакали и мы с Телегановым. Пересекли мы ту дорогу, по которой прошла в бой наша пехота, и вскоре вышли к другому выходу из станицы, откуда начиналась дорога на полустанок Энем: по ней, мы соображали, и ушел наш взвод. По ней