пространство от Крустумерия до Фиден[1069] захвачено сабинянами. 2. Также и эквы, недавно потерпевшие поражение, вновь взялись за оружие. Лучшие их воины, подойдя ночью к городу Корбиону, который в минувшем году они передали римлянам, и обнаружив, что стоящий в нем гарнизон спит, перебили всех, кроме тех, кто опоздал вернуться в город. Остальные эквы, выступив большим отрядом против города Ортоны, принадлежавшего латинскому племени, с ходу захватывают его и то, что они не смогли причинить римлянам, в гневе сотворили их союзникам. 3. Все взрослое население, за исключением бежавших во время приступа, было убито, а женщины, дети и старики обращены в рабство. Поспешно собрав все, что они могли увезти с собой, эквы, прежде чем латины пришли на помощь, двинулись в обратный путь. 4. Когда латины и уцелевшие стражники сообщили об этом в Рим, сенат постановил отправить войско во главе с обоими консулами. Однако плебейские трибуны со своим вождем Вергинием, уже пятый год сохранявшие свои полномочия, стали чинить препятствия, как в прежние годы запрещая консулам набирать войско. Они требовали закончить сначала войну внутри стен города, передав народу право принять плебейский закон, внесенный по поводу равноправия. Народ поддерживал трибунов и с ненавистью высказывался в адрес сената. 5. Время шло, и ни консулы не позволяли принять предварительное решение и вынести закон на обсуждение народа, ни плебейские трибуны не желали позволить набор и выступление войска. И пока впустую расточались в народном собрании и в сенате бесчисленные взаимные обвинения, трибуны внесли в сенат другое политическое начинание, которое, введя сенаторов в заблуждение, прекратило разгоравшуюся в эту пору смуту, но оказалось причиной многих значительных выгод для народа. Я расскажу, каким образом народ получил и это свое преимущество.

XXVII. Пока земли римлян и их союзников подвергались опустошению и разграблению и враги шагали, словно по пустыне, уповая на то, что из-за царящей в Риме неурядицы никакое войско не выступит против них, консулы стали созывать сенат, чтобы принять окончательное решение о делах в целом. 2. После обильных речей первым предложено было высказать свое мнение Луцию Квинцию, бывшему диктатором в предшествующем году, человеку не только самому способному среди современников в военном деле, но также, как представлялось, самому благоразумному в ведении государственных дел. Тот высказал следующее мнение, а именно, что необходимо всеми силами постараться убедить трибунов и других граждан перенести рассмотрение плебейского закона, который в то время мог подождать, на другое, более удобное время и всеми силами повести военные действия, которые почти приблизились к городу и не взирать с безразличием на то, как позорно и малодушно гибнет римское владычество, добытое столькими тяжкими трудами. 3. А если народ не подчинится, то пусть патриции, вооружившись и взяв своих клиентов и из прочих граждан тех, кто готов был стать в строй в этой самой блистательной борьбе за отечество, выступят со всем пылом в поход, сделав его предводителями богов, хранящих город римлян. 4. Произойдет одно из двух прекрасных и справедливых дел: либо они одержат самую лучшую из тех побед, каких добивались они сами и их отцы, либо погибнут, храбро сражаясь за сладостные плоды победы. Я, добавил Цинциннат, и сам приму участие в этом достойном деянии, сражаясь на равных рядом с самыми сильными воинами, как и всякий другой из стариков, заботящийся о свободе и доброй славе.

XXVIII. Так как все с ним согласились и никто не собирался возражать, консулы стали созывать народ на собрание. После того как весь городской плебс сошелся на общие слушания, один из консулов, Гай Гораций, попытался убедить простой народ по своей воле принять участие в походе. Но когда плебейские трибуны начали возражать, а народ готов был к ним прислушаться, второй консул, выступив вперед, произнес: 2. «Хорошее и замечательное дело, Вергиний, сделали вы, оторвав народ от сената. По вашей вине мы потеряли все, что имели, — полученное от наших предков или добытое своими трудами. 3. Но мы не откажемся от нашего достояния без борьбы. Взяв оружие вместе с теми, кто хочет спасти отечество, мы выступим в бой, выставляя вперед, словно щит, наши благие надежды. И если кто-то из богов наблюдает за честной и справедливой борьбой и благая судьба, с давних времен возвеличившая наш город, еще не совсем его покинула, мы одолеем наших врагов. А если какое-то божество упорно противится спасению нашего государства, то в нас не иссякнет благомыслие и рвение. Напротив, мы изберем для себя самую лучшую смерть за отечество. 4. А вы, прекрасные и благородные защитники нашего государства, оставайтесь здесь и стерегите дома вместе со своими женами, покинув, а скорее, предав нас. Для вас не будет хорошей жизни и если мы победим, и в том случае, если дело обернется иначе. 5. Неужели вы, увлеченные пустой надеждой, полагаете, что враги, уничтожив патрициев, оставят вас в покое, принимая в расчет вашу услугу, и отдадут вам город, свободу, гегемонию и прочие блага, какими вы ныне обладаете. Ведь вы, когда придерживались благомыслия, отняли у них много земли, срыли немало городков, обратив жителей в рабство, и установили множество великих трофеев и памятников вашей с ними вражды, которые не исчезнут во все времена. 6. Но зачем я упрекаю в этом народ, который никогда не становился подлым по доброй воле, а не вас, Вергиний, плебейских трибунов, которые так блестяще заботитесь о делах государства? Так вот, мы — те, кто не имеет право мыслить недостойно, приняли решение, и ничто не помешает нам вступить в борьбу за наше отечество, а вас, бросивших и предавших общее дело, постигнет посланная богами справедливая кара, даже если вам удастся уберечься от людского возмездия. 7. Но этой божьей кары вам избежать не удастся. И не думайте, что я собираюсь вас запугивать. Будьте уверены, что наша стража города, оставленная здесь, в случае если враги возьмут верх, будет мыслить и действовать так, как ей подобает. Ведь даже варварам, которых берут в плен враги, не приходит на ум отдать им своих жен, детей и города. Напротив, они города сжигают, а жен и детей убивают. 8. Так неужели римляне, для которых отеческим заветом является властвовать над другими, будут держаться другого образа мыслей? Они не будут столь трусливы. Напротив, начав с вас — самых враждебных для них, тогда только перейдут они к убийству дорогих для них людей. Имея это в виду, устраивайте ваши собрания и вносите новые законы».

XXIX. Сказав это и многое другое