которой жестоко подавляемые правительством при помощи СССР повстанцы вели ожес-точеную партизанскую борьбу. Несмотря на помощь англичан оружием и снаряжением, в послевоенные годы они были полностью разгромлены всей мощью многомиллионных вооруженных сил Китая.

Подавление восстания 1937–1938 годов не просто сорвало планы Японии по отторжению Синьзцяна, но и создало ей немало чисто военных проблем. В 1937 году через эту провинцию была проложена автомобильная трасса Сары-Озек — Ланьчжоу (“Z”), по которой осуществлялись поставки военных грузов для китайского правительства. Охрана и обслуживание трассы возлагались на части Красной Армии и НКВД, переодетые в китайскую военную форму и маскировавшиеся под русские эмигрантские отряды. Эта деятельность была прекращена после изменения позиции Шэнь Шицая и его отхода от союза с СССР. Губернатор сделал ставку на англичан и американцев и полностью вышел из-под советского влияния, после чего в конце 1941 года репрессировал сторонников сохранения отношений с Советским Союзом и 5 октября 1942 года потребовал от Москвы вывести войска из Синьцзяна.

Значительно более ожесточенная схватка разведок происходила в отторгнутой от Китая Маньчжурии. Как уже указывалось, японцы располагали в Маньчжоу-Го целым разведывательным сообществом, но руководили всей работой в регионах совершенно своеобразные структуры, именовавшиеся японскими военными миссиями (ЯВМ). Они ведали значительным кругом проблем от военных до гражданско-административных, а начальник любой военной миссии одновременно являлся высшим руководителем японских органов безопасности и разведки в своей зоне ответственности. Именно ЯВМ координировали деятельность всех остальных спецслужб, включая полицию и особые (политические) отделы жандармерии, по линиям организации агентурной сети, диверсионным операциям и подрывной деятельности. Одной из особенностей оперативной обстановки в Маньчжурии являлось наличие значительного числа белоэмигрантов. Спецслужбы обеих сторон активно использовали их друг против друга, обходя проблемы расового различия, препятствовавшие работе нелегалов-европейцев в среде азиатов, и наоборот. Японцы постарались централизовать под своим руководством всех российских эмигрантов, при этом не только облегчалось использование их в своих целях, но и эффективно снижалась возможность доступа иностранных спецслужб к этому перспективному вербовочному контингенту. С этой целью они настояли на расформировании относительно самостоятельного Дальневосточного отдела РОВС и взамен него создали в Маньчжурии контролируемый Дальневосточный союз военных, а в 1934 году объединили всех эмигрантов в Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ) под руководством японца, полковника маньчжурской службы Такаси Асано. В 1932 году один из руководителей Русской фашистской партии и глава Маньчжурского отделения Братства русской правды генерал-лейтенант В. Д. Косьмин по предложению начальника отделения японской военной разведки в Харбине, бывшего военного атташе в Японии генерала М. Комацубара сформировал на базе этой организации два отряда для несения охранной службы на участках железной дороги Мукден — Шаньхайгуань и Гирин — Лафачан. Позднее сформированные из эмигрантов новые отряды использовались против китайских и корейских партизан. Однако все это были полумеры. В 1936 году японцы привели в действие следующую часть своего плана, заключавшуюся в сведении воедино всех разрозненных подразделений из российских эмигрантов. Сменивший к этому времени Комацубару начальник отделения военной разведки в Харбине генерал-майор Андо Риндзо поручил эту работу помощнику начальника 2-го (разведывательного) отделения штаба Квантунской армии подполковнику Ямаока. “Куратором” новой части и номинальным заместителем ее командира был назначен полковник Асано, а командиром — армянин-эмигрант, майор маньчжурской службы Гурген Наголян (по некоторым сведениям, работавший на советскую внешнюю разведку). Процесс формирования растянулся более, чем на год, и лишь в начале 1938 года отряд “Асано”, как его стали именовать, был приведен в состояние готовности. Часть получила статус бригады, первоначально ее численность не превышала двухсот человек, но вскоре выросла до семисот. Бригада подчинялась штабу Квантунской армии, однако организационно входила в состав вооруженных сил Маньчжоу-Го, что в случае провала какой-либо из операций позволяло избежать компрометации Японии и дипломатических осложнений с СССР. Опасения такого рода были совершенно нелишними, поскольку задачи “Асано” являлись практически исключительно разведывательно-диверсионными. Военнослужащие бригады носили маньчжурскую униформу, но на случай войны с СССР для них на складах были заготовлены и комплекты красноармейского обмундирования. Периодически бойцы “Асано” надевали его и для скрытного проникновения на советскую территорию, где они вели разведку и организовывали провокации, преимущественно обстрелы маньчжурских пограничных постов.

Помимо бригады “Асано”, являвшейся не столько оперативно-боевой, сколько просто боевой частью, японцы создали в Маньчжурии значительное количество разведорганов, укомплектованных российскими эмигрантами. Известна созданная в 1937 году Харбинская разведшкола, лучшие выпускники которой зачислялись в кадровый состав японской военной разведки. Она просуществовала по 1944 год и была объединена со сформированным незадолго до этого Особым разведывательно-диверсионным отрядом № 377 (“Облако-900”). Подготовка агентуры для действий в глубоком тылу Советского Союза велась в лагере перебежчиков “Когаин”. Ввиду своей значимости этот разведорган подчинялся не ЯВМ в Харбине, а напрямую штабу Квантунской армии.

Кроме перечисленных структур, оперативную работу с территории Маньчжурии вели также особые отделы пограничных полицейских отрядов и 3-й отдел Кемпейтай. Все они забрасывали в СССР отдельных агентов и диверсионно-разведывательные группы, основными задачами которых являлись захват советских пограничников с целью получения информации или вербовки и разведка погранполосы, в особенности расположенных в ней гарнизонов и укрепленных точек. На маньчжурской территории ЯВМ и подчиненные структуры активно осуществляли перевербовку и обратную заброску весьма многочисленной советской агентуры, но основной упор делался на проживавших в Приморье и Забайкалье корейцев, китайцев и маньчжуров. В августе 1939 года в ориентировке УНКВД СССР по Хабаровскому краю № 3-150127 обращалось внимание на иностранцев, представлявших собой обширную вербовочную базу для иностранных разведок, однако полностью не учтенных и агентурно не разработанных. На этом основании делался неутешительный вывод: “Неудивительно поэтому, что на сегодня мы не имеем ни одного серьезного агентурного дела по разработке японских шпионских резидентур, диверсионно-террористических групп, переброшенных на нашу территорию японскими и другими иностранными разведорганами”[382].

Морская разведка Японии также не осталась в стороне от работы на советском направлении. Несмотря на совершенно оправданное высокомерное пренебрежение к военно-морским силам СССР на Тихом океане, 3-й (разведывательный) отдел генерального штаба японского флота в 1935 году открыл в корейском городе Сейсин Военно-морскую миссию (ВММ) во главе с Дзюндзи Минодзума. Ее задачей являлась разведка береговых укреплений, военно-морских баз, портового, судостроительного и судоремонтного оборудования, а также авиации Тихоокеанского флота и армейских частей на приморском направлении. Изучалась советская пресса, а после прекращения судоходства между СССР и Японией в 1937 году и исчерпания этого канала ВММ оборудовала на границе Маньчжурии два поста визуальной разведки. Миссия вела также разведку радиовещания. В 1945 году сейсинская ВММ была разгромлена, а сам Минодзума несколько позднее задержан и в 1947 году расстрелян по приговору военного трибунала.

Одним из весьма опасных для Советского