Важным источником разведданных являлись советские перебежчики, число которых существенно возросло после 22 июня 1941 года. Некоторые маньчжурские пограничные посты сообщали о таких случаях буквально каждые два дня, и к концу 1941 года общее количество перебежчиков, преимущественно рядовых красноармейцев, достигло 130. Почта все они поступали в распоряжение приграничных секторов Разведывательной группы, а затем отправлялись в ее центральный аппарат в Харбине. Перебежчики с готовностью предоставляли в распоряжение японских разведчиков всю доступную им информацию, с ними не возникало сложностей, характерных для процесса получения разведданных от обычных пленных. Это помогало компенсировать слабость приграничной агентурной разведки и позволило составить верное представление о составе сил РККА на ТВД, уровне боеготовности частей и подразделений, их оснащенности техникой и вооружением, а также изучить систему охраны границы.

Существенная роль в процессе сбора информации отводилась глубинной агентуре, но операции по ее использованию редко были удачными. Тем не менее, известен ряд весьма интересных забросок, часть из которых была вскрыта НКВД. Например, в конце 1930-х годов японская разведка, используя известные ей планы СССР по ведению подрывной деятельности, начала осуществлять масштабную операцию против Советского Союза, заключавшуюся в создании в Маньчжурии и Корее легендированной подпольной коммунистической организации-приманки для советской разведки. Во главе этой структуры японцы поставили своего давнего агента корейца Ли Хай Чена, зафронтового резидента периода русско-японской войны 1904–1905 годов. К 1938 году он являлся уже 64-летним владельцем нескольких процветающих предприятий, однако энергии и желания веста оперативную работу не утратил и руководил сориентированной протав СССР разведывательно-диверсионной школой, в которой обучались 50 курсантов из числа маньчжуров и корейцев. Замысел операции заключался в том, чтобы направить нескольких из них в СССР под видом беженцев-коммунистов и убедить руководство НКВД организовать на своей территории специальный центр, якобы для подготовки нелегалов японского направления. В действительности планировалось, что он станет законспирированной базой для работы японской разведки, а его курсанты будут набираться из числа выпускников школы Ли.

Идея была неплоха, однако советская контрразведка по агентурным каналам заблаговременно выяснила планы противника, и когда 23 июня 1939 года первый посланец Ли прибыл на территорию СССР, его уже ждали и решили не арестовывать, а начать с японцами оперативную игру. В ее рамках НКВД дал согласие на организацию курсов по разведывательно-диверсионной подготовке корейских коммунистов по утвержденным для Красной Армии программам. Через границу стали регулярно прибывать кандидаты на обучение, для которых контрразведка выделила дом в окрестностях Владивостока. Их тщательно разрабатывали в отношении пригодности для дальнейшей перевербовки, но пока не трогали, поскольку основная задача состояла в том, чтобы выманить на советскую территорию самого Ли Хай Чена. В конечном итоге НКВД усыпил подозрительность старого разведчика, и 10 июля 1940 года с разрешения японцев он прибыл для инспектирования своих людей и развитая операции. Арест Ли и всех курсантов почти полностью обезвредил его группу, однако необходимо было еще ликвидировать оставшуюся на сопредельной территории агентуру. Один из перевербованных корейцев доставил сообщение о якобы состоявшемся отъезде резидента в Москву для углубления операции и его указание о переправке через границу новых людей. Игра продолжалась до июля 1945 года, а тем временем арестованный Ли Хай Чен объявил голодовку и вскоре умер в Бутырской тюрьме. Итогом агентурного дела НКВД “Провокаторы” стал арест 56 агентов японской разведки.

Начиная с 1939 года разведывательные устремления спецслужб Японии в СССР значительно расширились в территориальном отношении и включали теперь всю Сибирь, Урал, Среднюю Азию и центральные города европейской части страны. Однако немало проблем для них по-прежнему имелось в Маньчжурии, где буквально кипела оперативная работа вокруг действовавших там партизанских отрядов. Фактически в этой сфере Советский Союз вел против Японии необъявленную войну, полуофициально поддерживая партизан в соответствии с совместным указанием наркомов НКО Ворошилова и НКВД Берия от 15 апреля 1939 года. В нем военным советам 1-й и 2-й Особых краснознаменных армий предписывалось оказывать партизанам помощь оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием иностранного происхождения или в обезличенном виде, а также руководить их работой. Проверенных людей из этого контингента, в основном состоявшего из китайцев и корейцев, следовало перебрасывать обратно в разведывательных целях или для участия в специальных операциях. Начальники УНКВД Хабаровского и Приморского краев и Читинской области должны были помогать им в проверке и отборе соответствующих кадров, а начальники погранвойск местных округов должны были обеспечить переход границы СССР группами и связниками в обе стороны. УНКВД Приморского края передало военному совету 1-й ОКА 350 интернированных и проверенных китайских партизан, а УНКВД Хабаровского края передало военному совету 2-й ОКА двух интернированных руководителей китайских партизанских отрядов. Это заложило основу формирования в дальнейшем уникальной воинской части — 88-й отдельной стрелковой бригады особого назначения, предназначенной для решения разведывательно-диверсионных задач на сопредельной территории. Правила приличия все же было желательно соблюдать, и переходившие советскую границу отряды китайских и корейских партизан исправно интернировались. Однако это было лишь своего рода фильтрационным мероприятием для выявления пронизывавшей их японской агентуры, осуществлявшимся в лагере “А” (Северном) в поселке Вятское-на-Амуре под Уссурийском или в лагере “Б” (Южном) в Туркмении. Там же проводилось и их военное обучение. Как правило, некоторое время спустя подлечившиеся, отдохнувшие и заново экипированные партизаны вновь пересекали границу в обратном направлении. Одновременно разведка вербовала в их среде нескольких агентов, которых забрасывала в Маньчжурию в качестве курьеров или с более серьезными заданиями. Без сомнения, за японцами числилось немало агрессивных в отношении СССР акций, но и действия Москвы нельзя назвать соответствующими ее нейтральному статусу.

Общая оценка действий разведорганов Квантунской армии на советском направлении является не слишком высокой. Отчасти в этом повинны сами японцы, после 1939 года старавшиеся не дразнить Москву вызывающими действиями и работавшие по преимуществу оборонительными методами. Исключение составляли эмигранты, в случае провала которых их принадлежность к японским или маньчжурским оперативным органам можно было правдоподобно отрицать, прикрываясь действиями антисоветских эмигрантских центров. Исключение составляла радиоразведка, как уже указывалось, являвшаяся источником обширной и качественной информации об РККА и советском Дальнем Востоке. Кроме того, довольно высоким уровнем работы отличались и аналитики, что в итоге позволяло обеспечивать командование Квантунской армии и руководство в Токио информационными документами приемлемого качества.

Многообразие оперативной обстановки в Китае по сравнению с Маньчжурией или Синьцзяном наглядно иллюстрирует Шанхай — место пересечения интересов спецслужб множества государств, гигантский центр финансовых операций, торговли, международной преступности и прибежище всякого рода авантюристов со всех концов планеты, прозванный “шестым городом мира”, “Нью-Йорком Азии” и “Парижем Востока”. В этом совершенно особенном китайском