Союза направлений деятельности ЯВМ являлась ее работа в среде 11 тысяч проживавших в Харбине украинцев. Японцы прекрасно знали о стремлении части украинского населения к созданию независимого национального государства и в самом конце 1920-х годов решили разыграть эту карту на Дальнем Востоке. Украинская диаспора в Маньчжурии интересовала их не сама по себе, а в связи с проживанием на территории Дальневосточного края СССР 313 тысяч украинцев, составлявших не менее трети его населения. Японская разведка планировала объединить их всех для предстоящего в случае начала войны восстания и создания якобы независимого буферного государства (“Зеленый клин”). ЯВМ уже наметила личности его руководителей, вербовала сочувствующих и пыталась организовать на территории Советского Союза нелегальные группы из украинцев. Главным аргументом в пользу этих планов служила обреченность замыслов создания независимой Украины в Европе и то, что лучше образовать новую Украину на Дальнем Востоке под протекторатом Японии, чем не иметь ее вообще. В 1934 году националистическое движение в Харбине значительно усилилось после создания там украинской военной организации “Сич”, подчинявшейся берлинской группе бывшего гетмана Скоропадского.

Эта угроза была довольно реальной, и ей всерьез занялись располагавшиеся в Харбине “легальные” и нелегальные резидентуры советской внешней и военной разведок и их подрезидентуры в Маньчжоули (НКВД) и Цицикаре (РУ КА). В оперативных целях всю украинскую диаспору условно разделили на пять групп, подход к каждой из которых был различен. “Младороссы”, как именовали антисоветски, но не националистически настроенных эмигрантов, являлись сторонниками единой России и могли поддерживать украинцев-сепаратистов лишь в тактических целях. “Центральная” группа, настроенная также антикоммунистически, допускала отделение Украины, если таковое могло помочь свержению советского строя. “Независимые” представляли собой ярко выраженных агрессивных националистов и являлись основной вербовочной базой ЯВМ. Как ни странно, в некоторой степени интересовала японцев и “красная” группа, состоявшая из сторонников советской власти и подданных СССР. Офицеры военной миссии полагали, что у этих людей стремление жить в национальном государстве может возобладать над политическими пристрастиями, и поэтому также активно разрабатывали их. Все остальные украинцы входили в группу “прочих” и не являлись объектами внимания ни ЯВМ, ни советских спецслужб. Несмотря на всю важность противодействия японской разведке по этой линии, для советских резидентур она являлась далеко не главной. Назревало нападение Японии на советскую территорию в районе озера Хасан, и добытая харбинской точкой внешней разведки информацию о нем оказалась очень полезной в отражении агрессии.

Инцидент на китайско-советской (тогда маньчжурско-советской) границе в районе озера Хасан имел незначительные масштабы, однако повлек за собой весьма далеко идущие последствия. Предметом спора являлась гряда холмов, которую каждая из сторон полагала своей территорией. От имени правительства Маньчжоу-Го японцы утверждали, что граница проходит по западному берегу реки Хасан, Советский Союз же полагал, что она пролегает по самой гряде. Сопки имели стратегическое значение, с них просматривалась река Тюмень-Ула и ведущие к Приморью и Владивостоку железная и шоссейная дороги. Для японцев высоты были важны еще и тем, что они прикрывали от наблюдения идущие в северном и восточном направлениях их стратегические железнодорожные и шоссейные коммуникации. В июле 1938 года информация харбинской резидентуры о концентрации японских полевых войск была подтверждена данными пограничной разведки. Одновременно посол в Москве Сигемицу потребовал отвода советских частей из региона, заявив: “У Японии имеются права и обязанности перед Маньчжоу-Го, по которым она может прибегнуть к силе и заставить советские войска эвакуировать незаконно занимаемую ими территорию Маньчжоу-Го”[383]. В действительности речь шла не столько о стратегически важных, но все же второстепенных высотах, сколько о желании японской армии прощупать крепость обороны советского Дальнего Востока, что явилось отражением борьбы армии и флота, иначе говоря, сторонников “северного” и “южного” пути предстоящей агрессии Токио. Японская армия ввязалась в конфликт самостоятельно, без консультаций с флотом и МИД, и вызвала этим очень резкую реакцию моряков и дипломатов. Первое столкновение произошло 29 июля 1937 года, однако японцы встретились тогда не с полевыми частями Красной Армии, а только с пограничниками, поскольку по причине традиционной расхлябанности и неразвитости инфраструктуры ТВД заранее предупрежденные войска все же не успели выйти на исходные позиции. Но вскоре подошли основные силы Особой Дальневосточной армии, и в результате ожесточенных боев с 31 июля по 11 августа японцы потерпели сокрушительное поражение. Первая проба сил Советского Союза закончилась для них неудачно.

По мнению некоторых исследователей, нападение на территорию СССР явилось, в частности, одним из следствий разведывательной активности, а именно обработки материалов опроса перебежавшего к японцам начальника УНКВД по Дальневосточному краю Г. С. Люшкова. Резидент РУ КА в Токио Зорге передал в Москву фотокопию документа под названием “Отчет о встрече между Люшковым и специальным германским посланником и полученная в результате этого информация”, из которого явствовало, что перебежчик интенсивно внушал своим новым хозяевам мысль о слабости и непрочности обороны советского Дальнего Востока. Германский посланник, полковник абвера Грелинг, отнесся к ней скептически, чего нельзя было сказать о японцах, сформулировавших свою позицию на базе полученных от Люшкова сведений. Зорге также проинформировал Центр, что японская сторона, независимо от хода событий, не позволит пограничному конфликту перерасти в полномасштабную войну. Достоверность такой трактовки побудительных причин к конфликту вызывает немалые сомнения. Перебежчик не являлся военным и не располагал действительной информацией о системе обороны, поэтому вряд ли его сообщения были приняты японскими генштабистами всерьез.

Следующую, на этот раз последнюю пробу сил Советского Союза японская армия провела уже на территории Монголии. Она вошла в историю под названием инцидента у реки Халхин-Гол, иногда упоминающейся в японской транскрипции как Номон-хан или Номон-Ган. На этот раз агрессия была более масштабной и преследовала цель захватить Внешнюю Монголию (Монгольскую народную республику) для присоединения ее к Внутренней Монголии и создания обширной зоны под японским контролем. Мотивируя свои действия нарушением советско-монгольской стороной государственной границы, 11 мая 1939 года незначительные японские подразделения атаковали территорию МНР и вступили в мелкие стычки с местными пограничниками. Начиная с 28 мая силы вторжения стали наращиваться, подтянулась 6-я японская армия. В соответствии с действовавшим договором, Советский Союз выдвинул в район конфликта свои войска, и постепенно пограничный инцидент перерос в серьезное боевое соприкосновение с участием артиллерии, авиации и танков. Оно не являлось скоротечным однократным столкновением, бои продолжались до 30 августа и закончились окружением и разгромом японцев, потерявших убитыми, ранеными и пленными свыше 50 тысяч человек. Потери советско-монгольских войск составили более 9 тысяч человек. Оба эти поражения японской армии сыграли существенную роль в выборе ей “южного” пути агрессии, однако на положении Китая это отразилось весьма незначительно, и война