- Ничего с ней не случится, метод без физического насилия, ты сам говорил.

- Это не метод, это психологическая пытка!

- Согласен, трудно лгать, когда ты тонешь.

- Перестань! Ева, вставай! Иван Гордеевич, ну хоть вы-то скажите!

- На федералов Ева не работает, - отозвался генерал, - Это точно. Я лично ее проверял. Но знаешь, Вениамин, ведь есть кое-кто пострашнее. Мы Женеву сняли с этапа, ее ищут хозяева, и они недовольны пропажей девчонки и потерей прибыли. Но вот не является ли она подсадной уткой с их стороны, проверить можно только путем дознания.

Отец и генерал многозначительно переглядываются. Для них весь этот дурацкий набор слов явно имеет смысл, в отличие от меня.

- Какой еще этап? Ева что – осужденная? Какие еще хозяева? Какая прибыль? Вы о чем вообще?

Однако, отвечать мне явно никто не собирался. Я чувствовал себя маленьким ребенком, подслушавшим разговор взрослых. По отдельности – знакомые слова, а в совокупности никакого смысла. Как квантовая физика. И знаете, это ощущение мне совершенно не понравилось!

- Вставай, Женева! – скомандовал отец, и у меня буквально отлегло от сердца, но ровно на секунду, пока я не услышал следующие его слова, - Мы уезжаем.

- Что? Куда еще вы уезжаете?

- Егор, убери здесь все и ложись. Не стоит беспокоиться.

- Иван Гордеевич, вы-то чего молчите? Что вообще происходит? Это же просто девочка!

- Успокойся, Егор. Мы не звери, все с ней будет в порядке!

- Куда вы ее везете?

- Зададим пару вопросов и привезем обратно, - спокойно отвечает мне Коротков, - Обещаю, ни один волос не упадет с ее головы.

- Женева, в машину! – командует отец.

Я слышу звук разблокировки дверей тойоты, припаркованной под навесом у ворот. Девушка на негнущихся ногах, с полными слез и отчаяния глазами покорно залезает на заднее сидение. Я вижу, как дрожат ее тонкие пальчики, выглядывающие из-под рукавов бесформенной вязаной кофты, принадлежащей Семеновне, в которую добрая старушка укутала девушку с наступлением прохладного вечера.

Отец садится за руль, а я пытаюсь забраться на пассажирское сидение, но меня жестко останавливает генерал, схватив за грудки мягкую ткань толстовки.

- Тихо-тихо, Егор, - говорит он мне на ухо, - Нормально все будет. У меня в военной части полиграф есть. Проверим девочку на детекторе лжи и привезем обратно…

- Я с вами поеду!

- Нет. Не сходи с ума!

- Точно на полиграф везете? – также тихо спросил я.

- Егор, мы не в концлагере и не в Гуантанамо, не психуй.

- Точно?

- Егор, не нервируй отца. Не знаю, что между вами произошло, но Гусь взвинчен до предела. Я впервые его таким вижу. Давай, успокойся и делай, как он говорит. Все с девчонкой будет в порядке.

Генерал сел назад к Еве, и в то же мгновение щелкнул центральный замок, блокируя двери. Мотор послушно заурчал, и автомобиль выехал заворота, оставляя меня наедине с буйной фантазией, диким страхом и муками поздно очнувшейся совести.

Твою ж мать!

Надеюсь, генерал не обманул.

В самом деле, не станут же они пытать девчонку?! Два взрослых мужика. Она такая маленькая и беззащитная.

Прозрачные кристальные слезы в глазах Евы мгновенно смыли весь мой гонор и пыл. Таким бездушным малолетним мудаком никогда в жизни я еще себя не чувствовал.

От нервов не знал, куда деть руки. Тело самопроизвольно вытаптывало тропинки по двору, перемещаясь туда-обратно. Сам не заметил, как навел порядок.

Покурил.

Потушил тлеющие угли мангала. Загрузил посудомойку.

Покурил.

Проверил Семеновну – спит. Выпил кофе.

Покурил.

От сигаретного дыма уже тошнило и болела голова. Принял душ. С особой тщательностью вычистил зубы, но никотин пропитавший ядом легкие, по-прежнему раздражал горло тошнотворным осадком. Стены комнаты давили тишиной и замкнутостью пространства. Вылез на крышу.

Сижу.

Жду.

В попытке хоть чем-нибудь занять руки, нервно щелкаю зажигалкой, наблюдая, как вспыхнувший в ночи огонек гаснет на ветру, дергаясь в своей предсмертной агонии.

Думаю…

Умом понимаю, что раньше, чем утром, они не вернутся. Процедура  первичного тестирования на полиграфе занимает в среднем от двух с половиной до четырех часов, а ведь еще необходимо расшифровать показания аппарата. Может, конечно, у генерала и пылится в кладовке военной части полиграф, но вот специалист по работе с ним вряд ли находится где-то поблизости. В субботу ночью он точно спит у себя дома, если вообще не бухает где-нибудь на рыбалке с друзьями.

Прошло лишь полтора часа, как они уехали. Ждать бессмысленно.

Но я все равно упрямо сижу на крыше.

С появлением Женевы в этом доме все настолько запуталось, что я попросту не успеваю следить за событиями. Надо как-то разложить по полкам в голове все имеющиеся факты, но в моих мыслях и чувствах такой невероятный бардак, что даже самые важные и значительные детали ускользают, тонут, словно камни в темной пучине озера.

Ева…

Женева Арент.

Что она за человек? Какую игру ведет? О каком этапе шла речь? Что за хозяева и почему они ее ищут? Зачем она ходила в лес? Как вышла и вернулась? Почему боится отца? О чем она говорила с Коротковым? Зачем так усиленно косит под идиотку?

Отец… Что его связывает с молодой девчонкой? Любовь? И какой бывает эта самая любовь в пятьдесят? Он фотографировал ее… Это как-то ненормально… А еще он грозился заткнуть Еве рот кляпом… И то, как он с ней разговаривает… не просит – отдает приказы. Это что – такие роли? Те самые игры со связыванием, подчинением и садистскими приемами?

И ей такое нравится?

Я мог бы поспорить, что нет. Слишком ярко помню ее оргазм на моих губах, искреннюю отзывчивость на нежность и осторожные ласки. Какая же ты на самом деле, Ева?

Вопросы, вопросы, вопросы…

И ни одного ответа. Лишь теории и предположения.

Время тянется, словно липкая смола. Мучительно медленно. Раздражительно лениво. Мне кажется, я сижу на крыше целую вечность, а прошло лишь семь минут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Слышу, как издалека знакомо урчит мотор. Автомобиль медленно приближается и, наконец, тормозит у дома. С надрывным скрипом медленно разъезжаются ворота, и наша черная тойота въезжает во двор, давя тротуарную плитку.