Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пришел? — спросил у него Сашко.
— Ага, — ответил тот.
— Ну, проходи в хату, хахаль кладбищенский.
Тот молча сел. Закурил.
— Не серчай на меня, Сашко. Сдуру совета послушался. Попугай, говорят, комбедовца. Осрамишь — от девки отвадишь. Может, из села уйдет комиссар бесштанный… А с Галинкой что, насильно мил не будешь… Да и не любила она меня. — И он глубоко вздохнул.
Опять молчали долго. Жаль было Василя, но Сашко рта не раскрыл. Разве жалостью поможешь? А Галинку он не отдаст никому на свете.
— Все дома сижу бате в угоду и слушаю его сладкие слова о боге и злые о людях, — опять заговорил Василь. — Тошно мне от них.
— Иди к людям. Это ведь от лени в кельи уходили. Не будь ледащим.
— Возьмете? — радостно вздрогнул Василь.
Сашко промолчал.
— Подойди завтра к Рачко. Ему писарь нужен.
— А старый Бойко?
В вопросе Василя была тревога и любопытство. Что скажет Сашко о будущем тесте?
— Бойко не будет людям помощник, не ту сторону тянет…
На прощанье пожали друг другу руки, крепко, по-мужски.
Об этом дне у Сашко осталось в памяти лишь то, что ноги его вдруг стали ватными, он как-то осел, а над ним сверкало огненное око Данилы Борща…
В полдник к Совету прибежали хлопчики с криком, что Данила «не допускает раздела» и кидается на всех с топором.
Рачко и Грачик поспешили на место. Шум был на меже свекольника Данилы. Он метался перед мужиками и кричал не своим голосом:
— Выди, зарублю!
— Ты что, власти не подчиняешься? — крикнул ему Рачко.
— Плевал я на вашу власть!
Мужики оробели. Никто не решался подойти к беснующемуся Даниле. Зарубит.
Сашко отделился от толпы и пошел прямо на Борща. «Не пресечешь его сейчас — другим повадку дашь», — думал он.
— Брось топор, кикимора, — спокойно приказал ему Сашко.
Данила растерялся и отступил на несколько шагов.
Мужики загалдели и двинулись за Сашком. Под ногами захрустела свекольная ботва.
От этого хруста Данилу как-то передернуло. Уставившись в лицо Сашка, он с храпом просипел:
— У, гад жилистый, звездастая башка! — и, неожиданно пригнувшись, метнул топор.
Несколько рук скрутили Данилу.
В глазах Сашка поплыло свекольное поле, запрыгали растерянные лица мужиков, и все это скрылось в лазоревых волнах. И он рухнул на Данилову межу, перечеркнув ее своим телом.
Очнулся он в своей хате. Окно было завешано, чтоб солнце глаза не слепило. День-то на дворе, наверное. Что же он дрыхнет?
Галинка встрепенулась:
— Лежи, милый, лежи, фельдшер велел.
Ее лицо, похудевшее, с синевой под глазами, радостно наклонилось над ним.
— Ты здесь? — спросил он, с трудом размыкая губы.
— Здесь, Сашко.
— Ну и добре.
И он опять закрывает глаза и уже ровно дышит, не выпуская ее пальцев из своей ослабевшей руки.
Сашко поправлялся быстро. И, пробуждаясь, всякий раз искал глазами Галинку: здесь ли она?
— Здесь ты? — улыбаясь, спрашивал он.
— Здесь, Сашко, здесь. Где же мне быть?
Он не знал, что она ушла от отца, ушла без ничего. Шла по улице к Сашковой хате, опустив руки, с непокорно поднятой головой. Шла к любимому. Кто ей помешает?! Ой, когда же такое было, люди, чтобы дочь состоятельных родителей без благословения или покаяния уходила из родного дома с неопущенной головой?! Никогда такого не было!
Галинка стала тихой, покорной. Улетели из глаз бесинки. Заботливо смотрела она на Сашка и просилась:
— Боюсь я здесь за тебя. Уйдем из села, Сашко. Свет велик, найдем свое счастье среди людей.
Он прижимал ее к себе, к своему казачьему сердцу.
— Счастья не ищут, Галинка, оно добывается. Здесь нам коммунию строить!
В эту необычную осень — время распашки освобожденной земли — они с Сашком посадили в своем сиротском дворе грушу — тоненькую веточку со слабым корешком.
Но самый неожиданный и замечательный в этой истории конец.
Сашко Грачик — живой человек: он мой дед. И Галинка, только не молодая уже, а старенькая и добрая — бабушка Ганя.
Я в детстве подходил к ней и тянул за юбку.
— Ты зачем стала старая? — спрашивал я, подозрительно глядя на нее.
— Сама не знаю, внучек, — смеялась бабушка и целовала меня почему-то в глаз.
— Ты скоро будешь опять молодой? — продолжал я.
— Нет, Мишенька, молодыми бывают только раз, — вздыхала бабушка и вновь принималась хлопотать у печи.
А я не верил ей. Конечно же, они с дедом опять будут молодыми и опять будут спускаться к Днепру, чтобы поглядеть на украденные им с неба звезды.
МИХАИЛ КЛИМЕНКО
Родился на станции Промышленной, Кемеровской области. В 1955 году закончил в городе Новосибирске техническую школу и в качестве электромонтажника высоковольтных подстанций был направлен на работу в Челябинск.
Печатался в сборнике «Фантастика-67» издательства «Молодая гвардия» и в журнале «Урал».
УСАДЬБА БЕЗУМНОГО КАМЕНОТЕСА
Фантастический рассказ
Шестого июля в ясный полдень над столицей небольшого государства исподволь померкло солнце.
Радио и телевидение, прервав свои программные передачи, предоставили эфир видным ученым, которые, поминутно сменяя друг друга, выступали сначала с комментариями, а потом с краткими успокоительными речами. Они объяснили, что прямо на их государство падает громадное небесное тело, очевидно, способное потрясти земной шар.
Над сумеречной столицей повеял холодный ветер. Зашумели, как закричали друг другу, деревья. Нарастала паника. Люди не знали, куда деться, что предпринять перед лицом небесной катастрофы.
Но вот на какое-то время над городом засветилось — робким бледным светом, как после грозы. Солнце показалось. Люди легко вздохнули: может, неведомое небесное тело пролетит мимо? Но опять, унося свет, солнце стало скрываться, и это ввергло людей в еще большую безнадежность.
В напряженном ожидании прошел час…
На южный край столицы и на прилегающие предместья опустилось, легко легло нечто площадью в несколько сотен квадратных километров. Очевидно, падая к земле, это нечто переворачивалось и то закрывало собой солнце, то открывало его. Это была тонкая, совершенно непрозрачная серая пленка, с каким-то едва уловимым лиловатым свечением изнутри.
Сразу же население города высыпало на улицы. Все были взволнованы и возбуждены. С замиранием сердца ждали, что с минуты на минуту появятся неизвестные существа с другой планеты. Каждый хотел увидеть их сам, любой ценой, сегодня.
Но никто не появлялся и не появился.
Касаясь крыш, высоких деревьев и труб, пленка накрыла собой треть города; далее, прогибаясь над рекой, уходила за горизонт, опускаясь на вершины парковых деревьев, повторяя склоны холмов