сижу над двумя отверстиями. Когда я с горем пополам сшил первый, я захотел испытать его на прочность, ведь я же собирался их продавать! И вот посмотрите. Подержите мешок, но будьте осторожны.

— Триссино, что вы затеваете?

— Да не бойтесь вы! Снежок! Снежок! А, бездельник!

Комендант ушел в какие-то другие комнаты. Херонимо услышал стук падающей мебели. И тотчас же мимо него пронесся пушистый, белый кот и скрылся в противоположных комнатах. Триссино выбежал за ним следом.

— А, старый хитрец! Разрази меня парламент, он первый главарь в этом кошачьем сброде. Он все понимает, подлец. Трубочист! Где же этот волокита? Трубочист! Эти лодыри и бабники хотят, чтоб я их кормил. Ну пусть же лучше они станут…

Он ушел в боковую комнату, закрыв за собой дверь. Минут через пять вернулся с черным котом на руках.

— Теперь, Кинтана, крепче держите мешок за обруч.

Херонимо приподнял мешок повыше. Триссино взял кота за все четыре лапы, спиной свесив его над раструбом мешка. Кот мяукнул. Триссино разжал пальцы и поднял руки вверх. Кот полетел в мешок. Херонимо сразу же почувствовал, как мешок стал тяжелеть.

— Теперь слушайте.

Херонимо склонился над раструбом, заглядывая в пустоту. До него несколько секунд, все ослабевая, доносилось безнадежное мяуканье, будто кот мяукал, куда-то убегая. Одновременно мешок становился все легче и легче.

Триссино взял и положил мешок на стол, на кипу листов. Он похлопал по нижней части мешка, по средней, доходя легкими ударами до раструба, до лежащего на боку обруча.

— Кота нет, — развел он руками.

— Где же он? — пораженный спросил Кинтана.

— Если бы я знал.

— Вы убили его. Вы изверг, что ли? Могли бы вместо кота бросить башмак. Тут немало хламу. Комендант, выверните мешок.

— Ни в коем случае!!

— Выверните мешок.

— И не подумаю. Однажды я это уже сделал… Когда я сшил первый такой мешок и стал складывать в него свои лучшие вещи, которые надо было прихватить в дорогу, я почувствовал, что он будто и не наполняется. Я ничего не мог понять и сунул в него руку — вещей там не было! В мешке внизу не было стен и не было дна, не говоря уже о моих лучших вещах. Однако с внешней стороны никаких дыр в мешке тоже не было. Я стал его выворачивать, держа за раструб.

И чем больше выворачивал, тем труднее мне было это делать. Но я разозлился и непременно хотел вернуть свои вещи. И тут с мешка понесло, понесло красной глиняной пылью и ветром. Я ничего не мог понять, бросил мешок на стол и выбежал на улицу с засыпанными глазами. Я бродил по городу всю ночь, думал, но ничего не мог понять и придумать. Когда утром я поднялся на второй этаж того дома и открыл дверь квартиры, мне под ноги обрушилась волна сухой глины и песка. По всем комнатам в открытые двери надуло метровые барханы. Мешок лежал на столе, источая ветер и глиняный дым. Теперь этот дом до половины засыпан красной пылью. Стекла в окнах выдавило, пожалуй, там где-то разразилась буря. Красная пыль все течет и течет из окон, засыпая дом.

— Откуда эта пыль?

— Я же говорю: я наполовину вывернул мешок.

— Но откуда она взялась?

Триссино пожал плечами, задумался, потом продолжал:

— Надо бы пойти и отрезать два больших куска. Сшить два больших мешка. Взять один с собой и прыгнуть в другой мешок, который надо караулить, чтоб кто-нибудь не сложил его вдвое. Человек, который прыгнет туда, посмотрит, что там такое, все разузнает, а потом там спрыгнет в мешок, который он свернутым взял с собой. Может быть, он опять окажется здесь?

— Не кончили бы вы плохо. Как вы не боитесь спать на этих листах? — спросил Кинтана.

— Это же только заготовки! А, признаться, я привык. Вначале я ведь не знал, что за мешки получатся. Я думал, что неплохо заживу, открыв лавку по продаже этих мешков, материал ведь тонкий и прочный. А когда увидел, что в этих мешках все исчезает, меня едва не хватил удар: кто захочет купить мешок, в котором бесследно пропадают вещи! Я хандрил около месяца. К той поре я нарезал уже около полтысячи листов. Но как-то однажды меня осенило: ведь мешки в каждом доме могут служить вместо мусоропровода! Прошу внимания! Лучшая в мире помойная яма! Вся грязь, все нечистоты проваливаются бесследно! Если вы хотите надежно спрятать труп — купите мешок Даниэля Триссино! Беда только в том, что такой мешок быстро не перенесешь, начинаешь нести, и он сразу становится тяжелым, как сейф, но от того, что в него бросают, он не тяжелеет. Один у меня так и висит у обеденного стола, другой у кровати, бросаю в него окурки. Мешки по дорогой цене можно продавать заводам, которым некуда девать вредные отбросы. Или применить их для военных целей.

Они пошли на кухню и выпили крепкого кофе.

Во время продолжительной беседы Херонимо Кинтана всячески предостерегал Триссино от слишком неосторожных, может быть, опасных действий. В ответ на это Триссино разразился категорическим, непоколебимым заключением:

— Зато я буду богат! Мне надоели бананы! — он грубым, привычным движением руки смахнул банановые кожурки в мешок, висевший тут же. — Но не вздумайте, дон Херонимо, затеять свое дело с этими мешками. Вам спуску я не дам.

— Я не собираюсь вас выдавать, сеньор. Но я не хочу переселяться в Бразилию.

— При чем здесь Бразилия! Мы будем богаты и сможем жить в Европе!

— Все мои друзья тоже хотели бы избавиться от этой плесени. Они тоже не хотят в Бразилию.

— О, все надоели с этой Бразилией!

Даниэль Триссино вытащил из-под матраца свои хитроумные, блестящие ножницы, положил на прежнее место листы и надел шляпу.

— За ночь, — сердито сказал он, — мне удается отрезать только один лист. Адски медленная работа. Без помощника очень трудно. Вот сошью мешок, похожий на луковицу, тогда посмотрим! — угрожающе сказал он. — Если вам надоело нищенство — приходите. Мы с вами здорово поработаем. Видите: у меня все пальцы в мозолях.

Они вышли во двор.

— Желаю вам удачи, — сказал Триссино, — и будьте благоразумны. Даже если у вас заплетаются ноги, не пинайте себя.

— Я никогда не пинал себя, — ответил Херонимо и пошел своей дорогой, к южной окраине города.

На одной из полуразрушенных улиц он нашел притихший грузовик: как и было условлено, Мануэль ждал его.

— Я бы уже десять раз уехал, сеньор! — возмутился шофер, парень лет двадцати.

— Мануэль, за нервотрепку я тебе тоже заплачу.

— Неизвестно, сколько стоит нервотрепка.