Она высыпает весь пакетик перед собакой, и, аккуратно катя велосипеды рядом, они просто идут по дороге, а Блохастый остается доедать трофей.

С тех пор они подружились. Пес весело встречал их на заправке, а потом неизменно провожал до половины пути и клянчил арахис, время от времени все равно норовя укусить велосипед, но не ребят.

– Это что еще такое? – грозный голос выдернул ее из успокаивающих детских воспоминаний.

Голос мог быть реальностью, а мог быть и сном. Этого Люся точно не знала, но он явно принадлежал Козетте. С трудом разлепив глаза, она едва успела различить ее внушительную фигуру со скрещенными на груди руками, как тут же снова зажмурилась от слепящего света и зарылась лицом в подушку.

– Здесь была эта ведьма?

Запах еды, распространившийся по комнате с появлением Козетты, вызвал тошноту.

– Что она тебе наговорила? Для чего это дала?

Люся, щурясь, приоткрыла один глаз. В руках Козетта держала мешочек Магды.

– Сказала, что это чай и он поможет спокойно спать, – пробормотала Люся.

– Все ясно! Я с этим разберусь. Не вздумай у нее что-то брать, а уж тем более пить. Олег Васильевич ей и устроит! Одни крысы и змеи кругом. Ничего святого. Запомни, люди не понимают добра! И никогда его не ценят. Любой добрый поступок они приравнивают к слабости и потом используют тебя.

– Я не хочу есть. – Люся разглядела на тумбочке поднос с тарелками. – Заберите его, пожалуйста, а то меня стошнит.

– Магда ненавидит мужчин! – проигнорировав просьбу, объявила Козетта так, словно ее об этом спросили. – Она сумасшедшая. И будет настраивать тебя против всех в этом доме. И от чаев ее тебе станет только хуже. Она из тех старых дев, чьи грязные помыслы оборачиваются против них же самих.

Люся чувствовала, что слова Козетты не умещаются у нее в голове. Она вроде и слышала все и понимала, и это в какой-то степени было любопытно, однако, долетая до ушей, смысл фраз рассеивался как дым.

Она подумала, что, раз Козетта пришла, значит, разбитое зеркало Коля не повесил, и вспомнила про пятый этаж.

– У вас наверху кто-то ходит, – сказала она.

– Да, бывает, – спокойно ответила Козетта.

– Здесь живет кто-то еще?

– Тени и призраки, но они безвредны.

– Вы шутите? – Люся зажмурилась. Еще призраков ее воспаленному сознанию не хватало.

– Олег Васильевич хочет проведать тебя и зайдет перед ужином. Постарайся не спать.

Запах еды пропал, а вместе с ним и голос Козетты.

Как-то в одной статье Люся прочла, что в средневековой Европе было принято отсылать своих детей из дома, когда им исполнялось двенадцать, а вместо них принимать чужих. Это было выгодно не только с точки зрения расходов: чужих детей необязательно было хорошо кормить и одевать. Еще чужие дети нагружались работой и приносили прибыль. В результате чего вырастали люди, толком не знавшие своих родителей и не испытывающие к ним теплых чувств. Автор статьи писал о данном явлении с негодованием, возмущаясь дикими нравами и бездушностью отношений. И Люся долго потом думала о том, что хотя их с Колей никто из дома не отправлял, родительской теплоты в нем все равно никогда толком не ощущалось.

Наверное, другим детям на их месте было бы от этого грустно и одиноко, но они с братом всегда являлись друг для друга и отцом, и матерью. Воспитывали, утешали, заботились.

А бабушка напоминала ту самую приемную семью, которая вечно экономит на еде и одежде, то и дело приговаривая: «Я вас не рожала».

Нет, раньше в ее сердце находилось место только для брата. Но теперь оно раскалывалось пополам, и между обеими частями образовалась глубокая трещина, полое пространство которой заполнялось всякой чернотой вроде разговоров Магды или Козетты, страшных снов и неопределенности.

Возвратившись, Коля нашел сестру на полу возле кровати. Люся сидела, закутавшись в одеяло, и дрожала. Она собиралась дойти до туалета, но сделать это самостоятельно сил у нее не было.

Глава 12

– В восьмом классе меня пырнули ножом. На пустыре за поселком. Какие-то залетные беспризорные пацанята лет четырнадцати. Похоже, сбежали то ли из колонии, то ли из детдома. Вот и мотались в поисках пристанища и денег. Я тогда с другом был. Понятное дело, что нас двое, мы старше, и каждый с легкостью отметелил бы обоих.

Мы их застукали, когда они женскую сумочку потрошили. Ну, они сразу за нож. А я вроде как смелый, меня все ребята наши уважали, взял и попер на них, что, мол, кишка тонка нож в человека воткнуть. Короче, сам напросился. Мальчишка, может, и не собирался меня резать, просто перед другом своим побоялся слабину дать. Ну а я перед своим.

К счастью, рана совсем неглубокая оказалась, но пацаны запаниковали и сбежали, а друг меня в больницу потащил. Там уж и отца вызвали. Он примчался непривычно встревоженный, волнующийся, как будто ему не плевать на меня. Ну, или просто изображал тревогу. И в тот момент я к нему очень проникся, мне вдруг показалось, что на самом деле он совсем не такой, каким мы его видим каждый день. Представилось, что он по неким таинственным причинам только вынужден изображать никчемного и слабого человека. Ну, знаете, вроде секретного агента, который ведет тихую, неприметную жизнь. И пока мы думаем, что отец шатается, собирая старое барахло, или просаживает деньги в карты, на самом деле он выполняет секретное задание по спасению мира. А мама, может быть, тоже агент, которому просто нельзя раскрывать, что у него есть семья.

К тому времени я уже вырос из того возраста, когда на полном серьезе верят в подобное, и все же мне, наверное, хотелось найти для них какое-то оправдание.

В тот же вечер я в шутку рассказал о своих фантазиях сестре, и она предложила проверить. Несерьезно, конечно. Мы оба знали, что прикалываемся, но доля надежды, маленькая крупица веры в чудо все же теплилась в нас.

Решили установить за ним слежку. По очереди. И записывать результаты в тайную тетрадь. В ней фиксировалось время выхода из дома, место, куда он приходил, сколько времени там провел и локации перемещения. Развивая нашу теорию, мы допускали, что его сомнительного вида дружки тоже, возможно, работают под прикрытием, и, встречаясь, они не просто перекидываются картишками, а обмениваются секретной информацией, отчитываются о проделанной работе и получают новые задания из Центра.

Так мы начали следить за отцом по-настоящему, и,