– Тогда срочно ищи мужика с машиной, чтобы к зиме не оказаться с этой красотой в одиноком бреющем полете.

Мама как в воду глядела. Зима пришла, мужика не имелось, зато в шкафу изнывала в чехле и рвалась на свободу норковая мечта.

И вот сегодня Валерия Харитонова наконец-то отправилась на работу в новом образе. Конечно, она и раньше не шныряла по родной конторе серой мышью, но нынче все должны были просто упасть. И в первую очередь шеф, этот престарелый зануда, воспринимавший главбуха как приложение к стеллажу с папками и основной рабочий инструмент. А вот пусть все увидят, что она еще и женщина. Она может восхищать, покорять и царить. Причем без всякой конкретной цели, а потому, что в этом и есть женская сущность – быть королевой. Как правильно сказала Юля – все женские желания и мечты сиюминутны, но им надо потакать. Хочу сегодня быть королевой – буду! И завтра буду. А дальше – посмотрим.

Быть королевой на таких шпильках надоело уже минут через пять. Ветер, казалось, нарочно подталкивал Леру в спину, надеясь, что она рухнет, как подрубленная елка. Ноги разъезжались, руки растопырились куриными крыльями, а ступни ныли, как у начинающей балерины. Мимо бодро прошагал пухлый дядька в восхитительных зимних ботинках, надежно припечатывавших ледяную корку.

– Пора переходить на зимнюю резину, – сострил он, игриво гоготнув, и скрылся за углом.

Каблуки звонко постукивали по льду, будя женское начало и заставляя идти с гордо поднятой головой. Лера семенила, как стреноженная лошадь, и пыталась сохранить остатки достоинства. Скоро проспект, маршрутка, а там метро, снежное месиво на шершавых бетонных ступенях и перила.

Сзади приближался уверенный цокот.

«Надо же, как быстро идет, – с завистью подумала Лера. – А мне еще тренироваться и тренироваться. Одно утешает, через недельку я тоже привыкну и…»

Домечтать она не успела. Мимо пронеслась старушка в снегоступах. Уверенной летящей походкой она удалялась во тьму, ловко переставляя лыжные палки.

Лера остолбенела и едва удержалась от того, чтобы потереть глаза. Тушь сегодня была не водостойкая, поэтому последствия могли бы испортить явление главбуха народу.

– Во бабец дает! – желчно прокомментировал рядом хрипловатый дискант.

Уточнить, кто тут «бабец», Валерия не успела. Обладатель дисканта сам пояснил свое ценное наблюдение:

– Это поколение нас переживет. Они как микробы, к любым условиям адаптируются. Случись что, мы все от голода и холода передохнем, а у этих дома ящик свечей и стеллажи с тушенкой. Они всегда готовы к войне, революции и природным катаклизмам. Молодые болеют, гибнут, а этих ничего не берет! Они же умудряются выжить на пенсию, на которую даже хомяка прокормить сложно. Хомяк сдохнет, а Мироновна выживет и хомяка этого похоронит! Это ж додуматься надо с лыжными палками по городу бегать! А как идет! Того гляди орать начнет: «Лыжню!» И ведь в поликлинику чешет, инвалидность продлевать. А нормальные люди опять в конце очереди будут!

– Пожилых надо уважать! Лучше порадуйтесь за старушку, – с неприязнью буркнула Лера.

– Да я за нее рад. Счастлив просто! – Мужик сплюнул и злобно добавил: – Земля ей пухом, если споткнется! А я ведь раньше вышел! Дворников всех поубивать! Песка им жалко! А у граждан травматизм повышается. Вот я сейчас упаду, сломаю себе что-нибудь, и опять номерок к невропатологу пропадет. Кто мне моральный убыток возместит? Молчишь?

– Озадачена, – сдерживая смех, выдавила Лера.

У помойки мелькнула оранжевая куртка местного дворника.

– Ага! – хищно шепнул собеседник и крадучись ринулся к жертве.

– Есть же придурки, – пожала плечами Лера. Настроение балансировало на грани: то ли все еще хорошее, то ли уже не очень.

На углу ее чуть не сбила с ног огромная овчарка. Она вылетела из подъезда и сосредоточенно понеслась к ближайшим кустам. На конце длинного поводка ехала на пузе хозяйка в толстой шубе и интенсивно-оранжевой мохеровой шапке, похожей на гигантский мохнатый апельсин. Когда тетка, тщетно пытавшаяся затормозить, пролетела мимо, до Леры донеслись обрывки эпитетов, которыми несчастная награждала четвероногого друга.

День обещал быть неординарным. Во всяком случае, начало его впечатляло.

Когда хочешь потрясти сослуживцев, планы редко осуществляются в полном объеме и в той степени, которая планировалась. По пути к кабинету Лера, не раздеваясь, заглянула во все комнаты с напоминанием, что ждет отчеты по представительским расходам. Разумеется, это был лишь предлог. Сотрудники, с наступлением зимы впадавшие в спячку, как медведи, на обновку не отреагировали. Собственно, они и на саму Леру-то не особо смотрели. Это неожиданно расстроило. В душу закралось страшное подозрение: а не переоценила ли она свою неземную красоту. Эффект от появления главбуха в норке был равноценен молочному пятну на белой скатерти. Даже бухгалтер Надя, обычно приходившая на службу раньше всех, почему-то отсутствовала. Валерия даже знала почему – закон подлости.

Шубу заметила только уборщица Бронислава Мартыновна, с кряхтеним вкатившая в кабинет пылесос.

Уборщица была местной бедой и одновременно – достопримечательностью. Если бы не она, то и говорить бы особо было не о ком. Если только о секретарше директора Елизавете. Но Елизавета была не совсем секретаршей, а какой-то дальней родственницей шефа, которую нужно было срочно пристроить замуж. Об этом знали все, но диссидентов, отваживавшихся обсуждать члена директорской семьи, были единицы.

Почему срочно, никто доподлинно не знал. Сначала, правда, ходили слухи о том, что девица беременна. Но через полтора года стало ясно, что слухи эти слегка преувеличены. Секретарем Елизавета оказалась ужасным. Она все теряла, забывала, путала и умудрялась в разгар рабочего дня пугать сотрудников абсолютно отсутствующим, но крайне одухотворенным видом. Выражалось это в том, что секретарь впадала в ступор и стеклянным взглядом гипнотизировала потолок или же заоконное пространство, медленно, но неуклонно заваливаясь на бок. Девицей она была дородной, мощной, поэтому народ, хоть и пугался, вырывать барышню из нирваны не спешил. Иногда она что-то воодушевленно строчила на листах бумаги корявым размашистым почерком и таинственно улыбалась. Лера подозревала, что стихи. Но Бронислава Мартыновна, как и все снедаемая любопытством, однажды нашла один из таких листов в помойном ведре. Любая женщина знает: информация имеет смысл лишь в том случае, если ее можно с кем-то обсудить. Держать ее в себе так же мучительно, как ходить с камнями в почках. Поэтому уборщица бегом устремилась разочаровывать коллектив. Никаких стихов на листке не было, лишь странные заметки в телеграфном стиле.

«В.К. хотел чай.

Снять копии?

Кто звонил?

Купить носки».

Бронислава Мартыновна, никак не желавшая мириться с каким-либо банальным объяснением, с надеждой предположила:

– Может, она шпионка? Следит за шефом?