Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И дети? – спросил Франк.
Она помотала головой.
– Слава богу. – Он хотел было уже встать, но Хелен коснулась его руки.
– Почему ты пригласил Бена Колера?
Он пожал плечами.
– В последнее время я работаю вместе с его командой по расследованию убийств. Он милый. И частенько о тебе спрашивает.
Хелен выпрямилась.
– Правда?
– Ну и что с того? – Он погладил ее по щеке. – Я знаю, что вы раньше были парой. Меня это не смущает… да что с этим псом?
– Дасти! Фу! – Хелен схватила его за ошейник и оттащила от подушки. Смахнула обрывок бумаги, который прилип к морде.
– Ты против, чтобы он приходил?
– Нет, но… У Бена был сын от первого брака. Когда он умер, мы расстались.
– Я знаю, настоящая трагедия. Но какое это имеет отношение к нам или к вечеринке? Мне отозвать приглашение?
– Нет. – Хелен сглотнула. – Просто… сын Бена был одной из жертв Кристофа Винклера.
Франк в растерянности уставился на нее. Он знал, как чувствительно она реагировала на ту историю и всегда отказывалась давать какие-либо интервью на эту тему.
– Я не знал. – Известие, казалось, ошарашило его.
– Тебя тот случай едва коснулся, поэтому я никогда тебе об этом не рассказывала.
Наконец Дасти оставил подушку в покое, улегся Хелен на живот и лизнул ее в щеку.
– О боже. – Похоже, Франк только сейчас понял взаимосвязь. – Когда несколько лет назад стали раскручивать то дело, некоторые из коллег-прокуроров подверглись жесткой критике и должны были объяснять, почему убийцу детей не смогли установить и поймать в ходе расследования. Прокуратура обвиняла начальника полиции, тот валил на сотрудников БКА, они на оперативный отдел, а оперативники на тебя. Настоящее свинство! – Франк снова нежно погладил ее по щеке. – Мне жаль, что я напомнил тебе обо всем этом. Мне стоило спросить, хочешь ли ты вообще видеть Бена Колера.
– Ничего. – Она подняла плечи. – Когда меня поливали грязью и пресса искала козла отпущения, мы с ним уже расстались.
– Но он мог бы снять с тебя вину. Наверняка он знал о заключении, которое ты дала по Винклеру, и о твоих попытках уличить его.
– Наверняка, – пробормотала она. – Но после смерти Флориана у Бена были свои проблемы, и я не могла ему помочь. – Хелен не хотела снова думать о Фло. От одной лишь мысли о нем разрывалось сердце.
Франк кусал нижнюю губу.
– Думаешь, он винит тебя в смерти пятерых детей?
Это главный вопрос.
– Я не знаю.
К тому времени она познакомилась с прокурором Франком Бергером. Уже тогда он верил в ее невиновность, так как слишком хорошо знал Йоханну Винклер – свою коллегу-прокурора, которая была вовлечена в то дело. Поэтому порекомендовал Хелен отличного адвоката, своего друга, – тот представлял ее в суде и помог полностью оправдаться. Вместе они раскрыли аферу уголовной полиции и прокуратуры, пытавшихся скрыть факты. Но репутация Хелен все равно была подпорчена. В то время ей нужно было с кем-то говорить, и Франк всегда был готов выслушать. Через год они поженились – а между нею и Беном осталось так много невысказанного.
Франк погладил ее по щеке.
– Что-нибудь еще?
Как бы ей хотелось спросить Франка о кольце с рубином, презервативах в его портфеле или связке ключей в ящике письменного стола. Но пока она сомневается в его честности, о звонке ничего не расскажет. Хелен помотала головой.
– Ладно, малышка, я пойду прогуляюсь с псом. – Он поцеловал Хелен в лоб.
– Спасибо.
– Пес, ко мне! Сейчас я тебя покормлю, а потом пойдем гонять злых кошек.
Дасти спрыгнул на пол и последовал за Франком. Джек-рассел-терьер был ее собакой. Наверное, по этой причине Франк никогда не называл его «Дасти», а просто «пес». Но Хелен радовалась, что иногда он брал Дасти с собой на поводке, когда вечером прогуливался в сосновом лесу, чтобы в тишине выкурить сигару.
Когда оба наконец-то ушли из гостиной, Хелен достала из-под подушки выписку с кредитной карты. Края были влажные и рваные: Дасти все-таки дотянулся до бумаг.
Она бегло просмотрела месяцы январь, февраль. И в марте нашла. Шестого марта Франк купил что-то за 469 евро. Внутри у Хелен все похолодело. В строке «описание» стояло: «Ювелир Брайншмид». Она никогда не слышала об этом магазине. Вдруг Хелен почувствовала себя бесконечно одинокой. Она уже видела, как ювелир Брайншмид вставляет рубин в кольцо и делает гравировку на внутренней стороне.
«Анне – от Франка».
Но почему ее муж должен дарить совершенно незнакомой невзрачной серой мыши дорогое украшение с именной надписью?
Потому что он ее любит, дурочка!
Сабина сидела у Моники в квартире. Керстин, Конни и Фиона были в гостях у подружки на нижнем этаже. На столе в гостиной лежал вечерний выпуск «Зюддойче цайтунг» с фотографией мюнхенского собора. Рядом – «вальтер» Сабины.
Глаза у Моники покраснели и опухли.
– Откуда ты знаешь, что это был не отец?
– Мони, я тебя умоляю! – Сабина резко поднялась и пересекла комнату. – Папа и мухи не обидит.
– Это говорит его любимая дочь! Он ненавидел маму. И не раз угрожал свернуть ей шею.
– Она ушла от отца со скандалом, забрала детей, запретила ему видеться с нами и ободрала его как липку, – перечисляла Сабина, загибая пальцы. – Кто не сболтнет такое в сердцах?
– И сдержит обещание!
– Но не десять же лет спустя!
– Он ей изменил! – выкрикнула Моника.
Пожалуйста, не надо! Сабина не хотела снова об этом говорить. Инстинктивно потянулась к золотому медальону в форме сердечка, который висел на цепочке у нее на шее. Она не могла себе представить, чтобы отец когда-либо изменил маме. И снова стало ясно, как сильно она привязана к нему – несмотря на развод и спор о праве родительской опеки.
Зазвонил сотовый.
– Извини. – Сабина схватила телефон. Номер Габриеля. Она быстро с ним поговорила. Тот уже прибыл в ЛКА на Майлингерштрассе и сопровождал ее отца на допросы. От Габриеля она узнала, что какой-то высокий мужчина с лысиной и голландским акцентом тоже коротко переговорил с отцом. Причем коротко – это сильно преувеличено. Он задал ему всего три вопроса и потребовал краткие точные ответы. Затем ушел. Сабина задавалась вопросом: Снейдер просто сумасшедший или гений?
Только она закончила разговор, как телефон зазвонил снова. На дисплее отобразился номер Эрика. Наконец-то! Она побежала на кухню и закрыла за собой дверь.
– Привет, Бина, ты звонила несколько раз, – сказал он с привычной хрипотцой, которая была у него уже в подростковом возрасте. Но все равно у Сабины каждый раз бегали по коже мурашки, когда она слышала его голос.