— А может, и не придется. — Загадочно сказал Фурцев.

Родионов, ожидавший бурных сетований по поводу того, что в разведку не выделяют более справных и бывалых вояк, пожал бравыми плечами.

— Ждите меня на крыльце, прапорщик. — Сказал Фурцев Плахову и, толкнув дверь, вошел в горницу.

Темные бревенчатые стены, лавки вдоль них, низкий, закопченный потолок, в дальнем углу плохо различимая икона, на столе сальные свечи в глиняных плошках, меж ними карта. Над ней склонились три человека в разных мундирах. Все трое — главнокомандующие. Узнав, что в этой компании будет так, Фурцев впал в мрачное расположение духа. После гибели князя-генерала в войске осталось три военачальника примерно равных доблестью, чином и заслугами. Никто из них не пожелал отступиться от претензий на верховное командование. "Что ж, будем теперь Змеем Горынычем", шутили унтера. Но шутили невесело.

У каждого из "триумвиров" была своя "партия" в войске. За полковника Затыльнюка ратовали все конники — драгуны, гусары, уланы. Полковника Омуткова поддерживала пехота — мушкетеры, гренадеры. Наконец, у премьер-майора Грузинова в активе была артиллерийская команда, все канониры, бомбардиры и фейерверкеры стоял за него горой, а артиллерии на данный момент придавался особый вес. "Партии" до странной ожесточенности спорили о преимуществах и особой важности именно своего рода войск. Юмор ситуации заключался в том, что разделены все они были по этим родам всего какую-нибудь неделю назад. Половина гордых кавалеристов до сих пор ходила по лагерю враскоряку от непривычки к верховой езде. Пехотинцы слишком впрямую понимали команду "закуси патрон". Что уж говорить о пушечниках!

Имело значение и то, что всем трем командующим в сумме было всего восемьдесят два года.

— Садитесь поручик. — Сказал Фурцеву полковник Затыльнюк, длинный, белобрысый, с немного замедленными реакциями человек.

— Постойте! — Вмешался Омутков. Квадратный, с выпирающей вперед челюстью и вечно недоверчивой улыбкой. Он был человек резкий, порывистый, казалось, что он не в силах и минуту усидеть на месте, и жить не может без конфликта. — Скажите Фурцев, видна ли от крыльца штаба позиция нашей батареи?

— Нет, мешает березовая роща на той стороне пруда.

Омутков выразительно поглядел на Затыльнюка, как бы говоря: ну что, кто прав?

Большой, седой штаб-майор Грузинов безучастно попыхивал трубкой. Стихия мелкого соперничества была не для него.

— Вестовому туда спокойным шагом четыре минуты ходу. — Сказал Затыльнюк.

— А я считаю, что реальное управление нашими огневыми силами потеряно, господа. — Подпрыгнул на месте Омутков.

— А я бы не спешил с выводами. — Это Грузинов из облака ароматного дыма. — Мы ведь не знаем, в каком направлении придется вести огонь. Я бы послушал начальника разведки.

Фурцев для начала сел. Вид у него был усталый, мундир пыльный, взгляд тусклый. Прошлую, рекогносцировочную ночь он провел без сна.

— Что-то можно сказать и до сообщения разведки. — Не утерпел Омутков. — Исходя из самых общих соображений. Ведь не могут же ОНИ появиться со стороны реки. Я, например, считаю, что сократив угол ожидания, мы можем произвести дополнительное эшелонирование позиции, а приближение штаба к огневой позиции…

— Да помолчите вы! — Тихо сказал Затыльнюк.

— Что-о?! — Сгибая ноги в коленях и лапая пояс в поисках оружия, пропел пехотный полковник.

— Да, на вашем месте я бы помолчал, генацвале.

— Что-о?! — Крутнувшись на одних каблуках, Омутков повернулся к Грузинову. — Да ты вообще… — горло у пехотинца перехватило.

— Что я вообще?! — Премьер-майор вытащил трубку изо рта.

Скандал, да еще с какой-нибудь кровавой ерундой был бы неизбежен, когда бы не слова произнесенные громко Фурцевым.

— Я подаю в отставку, господа.

— Что?

— В чем дело?!

— Что за шуточки, поручик?!

Тяжело помотав головой, Фурцев закрыл глаза и положил руки на стол.

— Однако же мы приказываем вам отвечать. — Нервно сказал Омутков.

— Извольте. Думаю, вы в курсе, что по сложившейся традиции, за сутки до объявления рокового часа, разведка начинает осторожно выяснять с кем, собственно, предстоит иметь дело. Формально такие действия считаются нарушением правил, но на практике, абсолютно все к ним прибегают. Бывают даже встречные столкновения разведкоманд во время таких вылазок. Чаще разведчики расходятся мирно, получив определенную информацию о предстоящем противнике. Во время первой такой операции я даже попал в плен.

— Это нам известно. — Перебил его нетерпеливый пехотинец. — Говорите по существу. И откройте глаза, не надо тут пифию оракульскую представлять.

— Я просто очень устал. Мои люди тоже валятся с ног. Мы никогда еще так не старались, но мы не смогли найти никаких следов противника.

— Что в данном случае значит "никаких"? — Спросил вдумчивый Затыльнюк.

— Никаких, значит никаких. Я говорю не про отсутствие соприкосновения, визуального контакта, а про то, что мы не нашли ничего. Ни окурка, ни сломанной ветки, ни отпечатка обуви. Мы исследовали все четыре направления, и север, и восток, и запад, и юг. Под конец, мы работали почти не маскируясь, маскировка занимает слишком много времени, и, в результате, ничего, ноль!

— М-да. — Протянул Грузинов.

Омутков обошел вокруг стола, массируя щеки большим и указательным пальцем правой руки.

— Может, "они" отказались, сдались без боя? Бред!

— Исходя из всего вышесказанного, и учитывая, что столкновение нам на этот раз предстоит с непременно решительным исходом, без возможности разойтись миром, я просто обязан заявить о своей отставке. Готов пойти рядовым в пехоту.

Омутков резко остановился за спиной у поручика.

— А какой нам прок в твоей отставке?! Кем заменить?! Ведь все твои люди так же не справились, как и ты, а новых не обучишь за полчаса!

— Разумеется, ни о какой отставке не может быть и речи. — Глядя в карту в карту, сказал Затыльнюк. — Продолжайте выполнять обязанности, вы, по крайней мере, в курсе того насколько плохи наши дела.

Фурцев встал.

— Мне бы…

— Что такое? — Затыльнюк оторвал умный взгляд от карты. — Еще бы пару человек?

— Теперь то зачем? — Вскинулся Омутков. — Агентов в тыл врага засылать, тайную типографию организовывать?! Так, для этого надобно знать, где он, тыл этот!

Грузинов отрицательно покачал мундштуком в воздухе.

— Мои, только-только научились заряжать, вшестером виснут на одном банике.

— Ну, этот прапорщик Плахов… ну, это еще ладно. Но нельзя ли забрать от моей команды этого парня, рядового Колокольникова, он немного странно себя ведет…