загорелые ноги, делаю еще один глубокий вдох, давая себе время, чтобы просто полюбоваться ее силуэтом.

Я трахаю ее глазами до тех пор, пока не оборачивается через плечо, но даже застигнутый врасплох, еще пару секунд не двигаюсь с места.

Она откликнулась на мое предложение сегодня утром. Назначила время и место. Заставлять ее ждать — последнее, что мне нужно, но я примчался сюда прямиком из поездки, в которой провел весь день, даже не заскочив в душ по дороге.

Мой шоппинг сейчас сконцентрирован на приобретении нескольких гектаров леса с расположенной на них базой отдыха в тридцати километрах от города.

Это недострой. Объект, находящийся в заморозке и требующий вложений, на которые у нынешнего владельца нет ресурсов. У меня они есть, и я планирую стать владельцем этого бизнеса. Он продается по дешевке, и хоть желающих было не много, в этом городе я чужак, поэтому процесс переговоров тянется муторно и долго.

Маша поправляет ремешок сумки на плече. Голубизна ее глаз даже на расстоянии в двадцать метров притягивает и жжет.

Твою мать, если бы и захотел, не смог бы покинуть этот город даже на сутки. И несмотря на то, что мной вдоволь попользовались, я готов отдать свою шкуру в ее распоряжение снова.

Ей достаточно отойти на шаг, чтобы я начал подыхать от желания вернуть ее обратно. Пространство начинает раздражать своей однообразностью, если в нем нет Марии Новиковой. Я без нее подыхаю, хоть на моей шее нет ни цепей, ни ошейника. Именно так это работает — когда она ускользает, в моей заднице появляется шило, от которого все вокруг превращается в один большой ебучий дискомфорт.

Дождавшись, пока обступившая меня толпа школьников схлынет, иду к парапету, рассчитывая быть очень хорошим мальчиком, как и обещал. Это сложно, пока Маша смотрит на меня так, будто в это не верит.

Отсутствие каблуков сводит нашу естественную разницу в росте к необходимости опустить подбородок, чтобы смотреть в лицо стоящей передо мной женщине.

В ее волосах желтые блики вечернего солнца, в ямочке между ключицами блестит золотой кулон. В нем ничего вызывающего, но этот блеск привлекает внимание к гладкой коже ее голых плеч и к тому, что под платьем на Маше нет лифчика.

Я хочу ее достаточно сильно, чтобы воспринимать этот выбор одежды, как провокацию. Когда поднимаю глаза к ее лицу, крылья немного вздернутого носа вздрагивают, кончик языка обводит губы.

— Давно ждешь? — спрашиваю хрипло.

Она привела меня сюда два года назад в тот день, когда мы официально познакомились. Было темно и шел снег. Я помню это достаточно отчетливо, чтобы картинка во всех красках мелькнула перед глазами: снег на ее ресницах, тихий смех, и стопка монет в кармане моего пальто в качестве незабываемого сувенира.

— Минут пятнадцать, — пожимает Маша плечом.

Я опоздал всего на пять, но все равно говорю, продолжая смотреть в ее броские голубые глаза:

— Извини.

— Все нормально.

Она смотрит исподлобья, тонкий запах ее духов наполняет воздух, который вдыхаю. Может, это и не духи вовсе, а шампунь, но я слишком давно ее не касался, чтобы утверждать.

— Хочешь остаться здесь? — спрашиваю, посмотрев на панораму города поверх ее головы.

— Нет… — отвечает, когда вновь опускаю на нее глаза. — Хочу прогуляться…

— Отлично, — оборачиваюсь, окидывая взглядом пространство.

— Где ты оставил свою машину?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Внизу.

— Ясно… — сделав шаг назад, она складывает под грудью руки, словно ежась, и кивает подбородком на уходящую вдоль периметра дорожку. — Тогда пошли…

Проследив за ее взглядом, кладу руки в карманы шорт и медленно двигаюсь вслед за ней.

Глава 29

Кирилл

Иду след в след и наблюдаю за тем, как она двигается, и как колышется вокруг ее тела тонкое платье.

Вдыхаю оставленный в воздухе сладкий след.

От того и от другого в крови бурление. Я чувствую себя электрическим кабелем, с которого сняли защиту. Каждый раз, когда Машу вижу, именно так себя и ощущаю, но больше не собираюсь заставлять ее защищаться.

Кажется, отныне во мне поселилось непреодолимое желание видеть вокруг как можно больше красоты. Это, можно сказать, моя новая жизненная модель. Я хочу купаться в прекрасном с утра до вечера, точно, как советовала Маша. Сама она, разумеется, вне конкуренции, я же — просто жалкий любитель.

Наблюдая за ней, я сжимаю лежащие в карманах руки в кулаки, чтобы сдержать свою потребность прикоснуться к прекрасному прямо сейчас.

Гравий под нашими ногами скрипит, узкая дорожка тянется вдоль ограждения, но эта прогулка не похожа на метафорическое размеренное течение реки, потому что спокойным я себя не ощущаю.

Когда ровняюсь с Машей, плечом задеваю ее плечо, но ничего не могу с этим поделать. Вопрос не в габаритах узкой дорожки, а в том, что меня корежит от желания коснуться.

Не пытаясь увеличить между нами расстояние, Маша косится на меня, сообщая:

— Лео сказал “папа”.

— Я в курсе, — смотрю на нее в ответ.

Это как раз та отметка, после которой в моей голове произошел крутой вираж. Простое слово из четырех букв оказалось чем-то вроде кувалды, которой мой сын хорошенько приложился мне по башке.

Ощущения были такие, будто меня крепко схватили за горло. Эта хватка и сейчас со мной. Словно у моего места в этом мире появились четкие очертания полуторагодовалого ребенка, в котором мне нравится все, даже его упорное сопротивление любому давлению.

— Вы хорошо ладите, — замечает Маша.

Это сильно сказано.

— По-разному, — пропускаю ее вперед.

Она подходит к еще одной смотровой площадке примерно три на три метра, обнесенной кованой низкой оградой, и разворачивается ко мне лицом.

Оставляю между нами расстояние в один свой шаг, останавливаясь.

В последнее время меня прессуют потребности, которые к сексу имеют только частичное отношение. Мне банально хочется уткнуться во что-то мягкое, теплое и податливое, может, поэтому так херово спится.

Мне хочется гребаной заботы. Того тепла, которое достается моему сыну, а меня обходит стороной. Но я ведь заслужил. Все потому, что прорву своих гребаных чувств я не заткнул до сих пор, и все, что происходит в данную минуту — моя работа над собой.

Маша скользит глазами по моему телу, теребя ремешок переброшенной через плечо сумки.

У ее тела очень простой язык — понять, чего она хочет, можно только опытным путем. Только дотронувшись. До этого момента она, кажется, и сама не понимает, чего хочет. Но мои кулаки все еще в карманах, потому что в этот раз ей придется сказать о своих желаниях вслух.