– И баришне не поможешь, и себе навредишь, Фейга, – продолжал он. – Увидишь, скоро она и нас с тобой к ногтю придавит, как чуждых елементов! Уже кричала мне: папа, мол, вы теперь тоже ж иксплотатор – через то, шо у вас наемный труд есть в мастерской. Вей из мир! А на шо, я вас спрашиваю, на какие шиши я давал ей образование, кормил, поил, давал жить, как она сама хочет? Не суйся к дочке с такими опасными разговорами, Фейга, а то огребешь – не унесешь! А ви, баришня, сами за отца похлопочите. Сходите в эту их комизию на Херсонской, тридцать шесть, добейтесь самого большого начальника. Вот шо я вам скажу: его одного только Вирка боится. Страх потеряла, как стыд, а его боится. Зверь, люди говорят, но только он может помочь.

– А как его фамилия? – спросила я, и ноги у меня подкосились, когда Виркин отец угрюмо буркнул:

– Тобольский.

Не помню, как дошла до дому. Трясло от страха, стоило только подумать, что придется идти к нему, говорить с ним, умолять… Казалось, легче спуститься сейчас к морю, войти в соленую, тяжелую ледяную воду – и не выходить из нее.

Но как оставить маму? Как бросить отца на произвол судьбы?

– Видела ее? – бросилась ко мне мама. – Говорила? Она поможет?

– Я ее не видела, не знаю, что делать, – пробормотала я, отводя глаза. – Ее дома не было.

– А родители? – встрепенулась мама. – А мадам Хаймович? Послушай, мы сейчас достанем все золото, которое отец спрятал за картиной, все драгоценности, и ты пойдешь к Хаймовичам, будешь их просить помочь. Они жадные, они возьмут деньги!

Мне стало стыдно за мать. Хаймовичи очень, может быть, и жадные, но они ни словом не обмолвились о деньгах, когда жалели меня и отца, когда рассказали про Тобольского, который только один может отца спасти.

А может быть, ему все это отнести? То, что хранилось в зеленом жакете, а теперь перекочевало за старый пейзаж?

Я подавилась злобным смешком. Большевики гребут сейчас такие деньжищи, такие сокровища, что начальник этой самой «комизии», наверное, с золотых тарелок ест, что ему наши монетки да жемчужинки! Не деньги ему нужны будут от меня…

А с чего я взяла, что я ему вообще нужна? Он утолил то первое желание обладать царевной Анастасией, ну и все, пошла вон!

Да, наверняка это так. Иначе он не ушел бы тогда ночью.

– Что это за монеты такие? Что за жемчуг, что за украшения? – спросила я. – Откуда они у нас? Почему ты тогда сказала, что вы это получили за меня?

– Опять начала! – заломила руки мама, но глаза ее беспокойно забегали. – Я не помню, не помню, что тогда говорила, я была в таком состоянии…

– Ты не помнишь, а я помню! – зло бросила я. – Ну? Что это значило? Что такое – получили за меня?

Мама нервно ломала пальцы, но вдруг успокоилась и ответила:

– Это наследство.

Вот те на!

– Какое еще наследство? – опешила я. – Чье?

– Одного нашего родственника, который оставил тебе все, что у него было. Поэтому я и сказала, что мы получили эти деньги «за тебя»! Поняла? Довольна? А теперь давай их достанем, и ты пойдешь спасать отца! Да Вирка за такие деньги…

– Да Вирка нам ничем не поможет ни за какие деньги! – закричала я в отчаянии. – Ты что, забыла ее слова, что не она приказы отдает, она их только исполняет? С Хаймовичами я повидалась, никаких денег они с меня не спросили, сказали, что помочь может только ее начальник, к нему надо идти, на Херсонскую!

– Ну?! – выдохнула мама. – Так надо идти скорей!

– А ты знаешь, кто этот начальник? – невесело усмехнулась я. – Его фамилия Тобольский. Тебе ничего эта фамилия не напоминает?

– Тобольский? – наморщив лоб, повторила мама. – Но ведь это… это тот человек, который спас нас летом! Который прогнал грабителей! Он должен помочь нам снова!

– Кому должен? Почему должен? – чуть ли не скрипя зубами от злости, переспросила я. – Отцу? Он его в глаза не видел. Тебе? Да ты для него пустое место! Или…

– Или тебе, – тихо сказала мать. – Тебе, с которой он лежал той ночью на траве… вы думали, что я спала, а я видела это! Я смотрела в окно!

Хорошо, что я стояла около дивана, а то плюхнулась бы прямо на пол при этих словах. А так на диван угодила.

– Смотрела в окно?… – тупо повторила я, и тут же ярость снова овладела мной: – Подсматривала, значит? А что же ты не подняла крик, не возмутилась, когда увидела, как твою дочь валяют по траве? Или ты считала, что я должна отблагодарить его? Отдать ему все, что у меня есть?

– Я видела, что ты не сопротивлялась, – пробормотала мать, отводя глаза. – И я подумала, что ты сама этого хотела. Почему я должна была тебе мешать?

Я смотрела на нее, не веря глазам, я слушала ее, не веря ушам.

– А ты в самом деле моя мать? – спросила я зло. – Ты в этом уверена?

Да, я хотела ее обидеть. Да, я хотела ее пристыдить! Но я совсем не хотела, чтобы произошло то, что произошло, не хотела узнать то, что узнала!

Она содрогнулась, вскинула на меня глаза, вдруг налившиеся слезами, покраснела, словно вся кровь вмиг прилила к ее лицу.

– Нет, я не твоя мать! – крикнула она. – А ты не моя дочь! Как была чужая, так и осталась! Отец тебе всю душу отдал, а ты теперь манежишься тут, идти за него просить или нет!

И даже в эту минуту я еще ничего не поняла и растерянно прошептала:

– Моя настоящая мать умерла при родах? И отец женился на тебе, да?

При этих словах она захохотала так, что едва не подавилась смехом. Схватилась за горло, закашлялась, извернулась, неуклюже стуча себя по спине, но я не могла заставить себя подойти к ней и помочь, потому что боялась услышать то, что сейчас прозвучит. Кажется, в ту минуту я уже знала, что услышу!

И вот наконец она откашлялась, отдышалась и посмотрела на меня еще слезящимися глазами:

– Тебя отдал нам Бойцов.

– Кто? – изумилась я.

– А вот послушай! – глядя на меня с ненавистью, выкрикнула эта женщина, которую я только что называла матерью. – Мы давали слово молчать об этом, но теперь времена изменились! Тебе пора все узнать, чтобы понять, чем ты обязана нам, и прежде всего Владимиру!

Не сразу я поняла, что она имеет в виду отца… то есть человека, которого я называла отцом.

Ну да, его зовут Владимиром Петровичем. А ее имя – Серафима Михайловна.

– Слушай! – проговорила она, мрачно глядя на меня исподлобья. – У нас с Владимиром не было детей. В юности я очень тяжело переболела, и произошло осложнение. Это было для меня страшным горем, потому что я боялась, что Владимир бросит меня. Он очень хотел, чтобы у нас появился ребенок. Начал даже поговаривать о том, чтобы усыновить или удочерить сироту. Я согласилась. Мы решили поискать ребенка в приюте. И вот однажды… Но чтобы понять то, что произошло, ты должна узнать, что Владимир был не простым инженером. Он был еще и секретным сотрудником Особого корпуса жандармов. Таких, как он, было много по всей стране. Они обеспечивали безопасность государства. Среди его близких друзей был один человек, которого звали Петр Константинович Бойцов. Опасный и очень загадочный человек, допущенный к самым высоким государственным тайнам…