— Наш человек, — одобрил моё предложение Володя.

Семён, не сказав ни слова, пошёл заводить мотоцикл. Пока я устраивался в коляске, Володя вынес еще немного собранных в складчину денег. Так и знакомились.

Тимофей, Семён, да ещё Пахомыч, ветеран-фронтовик, живущий по соседству, частенько будут заглядывать к нам во времянку вечером или в дождливые нерабочие дни, рассказывая за бутылкой о море, о войне, о жизни. Отсюда я и поехал на чужом непроверенном мотоцикле за водкой.

* * *

Случилось то, что и должно было рано или поздно произойти.

Спиртного, что всегда обычно и бывает, не хватило. Меня, как самого молодого, послали за добавкой. Время было позднее, до закрытия магазина оставалось минут десять, не больше.

— Бери «Яву», — разрешил Володя.

Его мотоцикл, как-то по пьяному делу купленный у заезжего загулявшего рыбака, давно уже без движения стоял в сарае.

* * *

Тропинка, петляя между засаженными картофелем огородами и, огибая выдвинувшийся из общего ряда плетень, вдруг неожиданно выпрямилась и, уже не стеснённая ничем, устремилась круто вниз к шоссе. Прохладный вечерний ветерок шевелил волосы и приятно обдувал разгоряченное выпивкой и обожжённое солнцем лицо.

— Напилася я пьяна, не дойду я до дому,

Довела меня тропка дальняя

До вишневого сада… — заорал я во весь голос.

«Ещё газку!»

Мотоцикл послушно рванулся из-под меня. По обеим сторонам тропинки замелькали побуревшие на солнце кустики полыни, чахлые берёзки, сараи…

«Не опоздать бы!»

Спиртное можно достать в любое время суток, правда, за наличные и с наценкой, а продавец Наталья пока ещё верит в кредит, до получки.

«Хватило бы бензина!», — мелькнуло в голове.

Володькина «Ява» старенькая, но приёмистая, чертяка, так и рвётся из-под меня.

— Ты скажи-ка мне, расскажи-ка мне:

Где мой милый ночует?

Если он при дороге, помоги ему Боже,

Если с любушкой на постелюшке,

Накажи его Боже… — блажил я сквозь треск мотоцикла.

«Ещё чуть-чуть газку!»

Берёзки замелькали быстрее, ещё быстрее, впереди показалось шоссе.

«Всё! Пора притормаживать».

Рука сбросила газ, носок правой ноги привычно надавил на тормозную педаль…

«Что такое???»

Ударил ногой по тормозной педали что было силы:

«Раз!»

«Два!»

«Три!»

Никакого эффекта. До шоссе остались считанные метры. Я изо всех сил налёг на руль, пытаясь вывернуть влево. Всё вокруг остановилось, как в замедленном кино. Ещё успел подумать:

«Хорошо, что машин нет».

«Выверну!..»

Отгоняя панику, я попытался взять себя в руки.

— Я хорошая, я пригожая только доля такая.

Если б раньше я знала, что так замужем плохо,

Расплела бы я русу косыньку… — сквозь зубы ревел я, пытаясь вывернуть.

«Нет, не вписаться!!!»

Успел лишь резко повернуть руль вправо, чтобы не упасть под насыпь боком.

Короткий, но упоительный полёт. Ласточкой, через руль.

«У-о-о-х…»

— Да сидела бы дома… — шептал я непослушными губами, валяясь в серой от пыли траве.

* * *

Не вписавшись в поворот, я перемахнул с разгону шоссе и вылетел на железнодорожное полотно, чудом не свернув шею.

Сознание, я так думаю, не терял, а если и отключился, то лишь на доли секунды. Открыв глаза, успел увидеть ещё не осевшую пыль, поднятую мотоциклом при падении.

Кое-как протерев рукавом рубашки глаза, привстал и огляделся.

Я лежал в кювете среди смятого бурьяна, а вокруг меня — разбросанная колёсами мотоцикла щебёнка. Чуть выше, на железнодорожной насыпи валялся мотоцикл, изломанный, похожий на сбитую птицу. С трудом приподнявшись, я ощупал себя — вроде бы всё цело. Перед глазами плавали разноцветные круги, дышать было больно, но ноги, слава Богу, держали. Пытаясь сгоряча поднять «Яву», вскрикнул и бросил её, едва не потеряв сознание от острой боли в левом плече. Почему-то в этот момент для меня было очень важным — вытряхнуть щебень из разбитой фары…

Какие-то незнакомые люди помогли мне выбраться на дорогу. Я, оглушённый, всё тёр запорошенные пылью глаза грязной рукой. Незнакомая женщина, полная, с круглым добрым лицом, подала мои очки с разбитыми стёклами.

В больницу ехать не хотелось, хотя плечо с каждой минутой болело всё сильнее.

Столпившиеся вокруг меня прохожие, а их становилось всё больше, уговаривали. Я, пьяненький, куражился…

Наконец, сообразив, что переднее колесо мотоцикла превратилось в восьмёрку, очки разбиты, левая рука не поднимается, а магазин уже закрылся, я согласился показаться врачу. Знакомый рабочий лесхоза, проезжавший случайно мимо на грузовой машине, отвёз меня в поселковый фельдшерский пункт, гордо называемый местными больницей, пообещав доставить мотоцикл в лесничество.

Пожилая фельдшерица, дежурившая в этот вечер, вдоволь поахав, отмыла мои лицо и руки под краном от дорожной пыли. Смазав ссадины йодом, повесила больную руку на перевязь. От резкого запаха нашатыря в глазах брызнули искры, но в голове прояснилось, утих звон в ушах.

— У вас вывих плечевого сустава, мне его не вправить — не хватит силы.

Женщина быстро писала.

— Поедете в Холмск, в больницу… Вот вам направление. Езжайте прямо сейчас, пока плечо не отекло.

Холмск лежит за перевалом в пятнадцати километрах от Семиречья. Поймав вёзший пустую бочкотару в Холмск попутный грузовичок, я попросил меня подвести. В кабине ехала женщина-экспедитор, и мне пришлось сидеть в кузове на полу, крепко втиснувшись в угол между деревянными бортами. Ноги упирались в пустые бочки, на каждом ухабе я охал от боли.

Дежурный хирург, пожилой кореец с волосатыми мускулистыми руками, осматривал меня, не вынимая сигареты изо рта. Долго ощупывал повреждённое плечо и, убедившись, что вывиха нет, а лишь разорваны соединяющие ключицу с рукой связки, смачно хлопнул ладонью по спине:

— Поживёшь ещё, если, конечно, пить будешь поменьше.

Медсестра вколола новокаин и наложила йодистую сетку на сустав. Примотав согнутую в локте руку бинтом к туловищу, помогла натянуть штормовку. Хирург удовлетворённо окинул меня взглядом — левая рука плотно прибинтована к туловищу; выгоревшая добела, пропотевшая энцефалитка, рукав болтается; гримаса боли на бледном, несмотря на загар, похмельном лице; грязные от падения и поездки в кузове волосы торчат в разные стороны.