Рут искренне улыбается в ответ.

И это так здорово. Здорово, что ее гнев отступает перед его добротой.

У нее возникает идея.

Она не уверена, что это осуществимо, но, если у них получится, они отдадут должное киту, а заодно исполнят желание Ника найти применение мертвому животному.

– Как ты думаешь, у кита крепкие кости?

– Вполне.

Рут краснеет. Не будет ли он смеяться над ней?

Может, не стоит говорить?

Однако Ник улыбается и кивает ей, подбадривает.

И она излагает свою задумку.

16

– Дорогая! – При виде остановившегося у дома автомобиля Энн, сидящая на корточках в палисаднике, машет им обеими руками. – Джим! Они приехали! – кричит она в дом, с осторожностью поднимаясь с колен.

На матери Рут цветастое платье, более нарядное, чем те, в которых она обычно возится в саду; на лице – макияж. Хоть она в садовых перчатках, а в руке у нее лопатка, нельзя сказать, что живая изгородь вдоль газона выглядит заметно ухоженнее.

– Вот, решила немного прополоть сорняки до приезда нашего гостя-садовода.

– Мама, ты так говоришь, будто он входит в состав жюри на цветочной ярмарке в Челси [5].

– Дорогая, сельское хозяйство и садоводство – это две стороны одной медали. Энн! Вы просто неотразимы. – Опережая Рут, Алекс подходит к Энн и целует ее в обе щеки. Рут, к своему ужасу, замечает, что ее мать краснеет. – Энн, огромное вам спасибо, что пригласили нас на Пасху. Как и договаривались, вино с нас.

Алекс идет в дом. На плече у него висит сумка с аккуратно сложенными вещами, под мышкой – коробка с вином. До Рут доносится его громкий голос, приветствующий ее отца.

– Алекс, будь как дома!

Энн торопливо семенит следом за ним.

Рут остается одна у автомобиля. С трудом вытягивая из багажника набитый чемодан, она отмечает про себя, что Алекс, как это ни удивительно, уже чувствует себя как дома.

Сегодня Страстная пятница. Вечером они собираются устроить барбекю, пока не приехали ее тетя и кузен с детьми.

Алекс помогает Энн на кухне – нарезает овощи для салата как велено.

– Энни, так подойдет?

– В самый раз, Алекс. Спасибо.

– Можно просто Ал.

– Как в песне Пола Саймона [6]?

Сквозь половицы Рут слышит заливистый смех матери, кокетничающей с Алексом.

Она слышит, как на улице отец возится у жаровни: испытанной металлической щеткой он чистит решетку гриля, меняет газовый баллон и вообще суетится больше, чем нужно, чтобы поджарить несколько кусков мяса.

С верхней полки шкафа Рут достает аккуратно сложенное одеяло, бесшумно спускается на первый этаж и выскальзывает во двор через черный ход. Босыми ногами осторожно ступает по тропинке из сланца, что тянется вокруг дома. Под кухонным окном пригибается, чтобы ее не увидели мать и возлюбленный. Острые края камней щекочут подошвы ног, странная боль на грани наслаждения. Она пересекает задний двор, мощенный гладкими каменными плитами. Отец стоит к ней спиной, но она все равно идет на цыпочках, чтобы он ее не услышал. Доходит до газона, прибавляет шаг и направляется в дальний конец сада.

Расстилает под яблоней одеяло, садится на него. Смотрит на небо сквозь раскинувшиеся над ней ветви; листочки на них только-только распускаются. Потом с удовлетворенным вздохом ложится на одеяло и поднимает над собой книгу. Открывает титульную страницу и видит там надпись. Почерк похож на мамин. Это стихотворение. Довольно откровенное. В шее покалывает от смущения. Интересно, кто адресат? Ее отец? Кто-то, кого мама любила до него? Университетский бойфренд? Какое-то ненужное увлечение? В принципе, Рут не должно бы удивлять, что Энн – чувственная натура – в конце концов, она ее дочь, – но все равно довольно странно наткнуться на доказательство этого в стихотворении, записанном в старом зачитанном романе. Раньше эту книгу она не читала, хоть и собиралась. Рут взяла ее с полки, где та, тонкая, по формату меньше, чем другие издания, среди которых она была втиснута, манила ее своим растрескавшимся зеленым корешком. Рут пролистывает стихотворение и открывает первую страницу. Слова расплываются перед глазами, но она чувствует, что ее ждет интересное повествование. И она читает. Солнце струится сквозь листву яблони. Рут переворачивается на живот, сучит голыми ногами по шерстяному одеялу. Оно шершавое, и это почему-то умиротворяет.

В кухне работает радио. Судя по голосам, мама слушает «Женский час» [7], хотя вроде бы для этой передачи уже поздновато. Может быть, повтор. В мелодичную речь ведущей программы вторгается стук ножа по пластиковой разделочной доске. Рут слышит, как мать зовет ее, потом просит Алекса найти дочь. Слышит, как он зовет ее на верхнем этаже, затем, вернувшись на кухню, докладывает Энн, что Рут нигде нет. Правда, матери известны все ее укромные уголки, и вскоре прямо в ресторане Новой Англии, где происходит действие романа, внезапно раздается голос Энн, зовущей ее с террасы: она просит Рут накрыть на стол.

– Иду! Только абзац дочитаю.

Еще несколько страниц. Она задержится еще на несколько минут, пока не дочитает главу.

После ужина они сидят во дворе. Смеркается. Энн сворачивает сигарету – слабость, которую она позволяет себе раз в неделю, – и курит. Она немного пьяна и размахивает руками, рассказывая о спорах в ее книжном клубе на этой неделе.

– Мам, а бывает так, что вам всем нравятся одни и те же книги?

– Редко. Но роман букеровского лауреата этого года понравился всем.

Родители расспрашивают Алекса о его работе, о том, как устроена деятельность его организации. Джим упоминает последнее достижение в области искоренения голода – то, что Алекс с гордостью называет «франкензерновыми» [8]. Рут осознает, что это выражение ей суждено слышать до тех пор, пока он будет в ее жизни.

Эта мысль шокирует ее. Пока он будет в моей жизни. Неужели когда-нибудь он из нее исчезнет?

Она вспоминает о недавно прочитанном: героиню романа сковал парализующий страх. Та была охвачена паникой, каким-то странным чувством отчуждения, дистанцирования от окружающей действительности, словно находилась в ступоре или под водой.

Рут осознает, что затаила дыхание.

– Рути, что-то ты сегодня все молчишь да молчишь.

Конечно, отец заметил, что она немного не в себе. Он не так очарован Алексом, как ее мать.

– Да так, о жизни размышляю.

Рут вытаскивает руку из-под шерстяного одеяла – она принесла его из сада, потому что стало холодать, – находит ладонь отца и крепко ее стискивает.

– В